От Носке до Гитлера

Разразилось июльское восстание, разразилось 9 ноября, пришлось социал-демократии изображать из себя какую-то новую фирму, хотя и под старой вывеской. Наш Вельс после того, как массы вышли на улицу и германские рабочие в солдатских шинелях начали срывать погоны с прусской офицерни, разоружать ее, храбреет, делается на минутку революционным и врывается в казармы Александровского полка с криком героя из «Вампуки»: «Я вас завоевал». Но здесь ему приходится сражаться не с контрреволюционным офицерством, как написано в его официальной биографии, а всего только с независимцем Бартом, против которого и направляет Вельс свой револьвер.

Вельс был за эту свою геройскую «атаку» назначен комендантом города Берлина, первым берлинским социал-фашистским полицей-президентом. Взятие Александровской казармы было для Вельса тем, чем Тулон был для лейтенанта Бонапарта, социал-демократия обрела в Вельсе одного из своих Наполеончиков. Впрочем, очень на Наполеона Вельс похож не был. Стоит привести из «воспоминаний» Шейдемана описание Вельса по возвращении его из «Маршталя», знаменитой конюшни, в которой была собрана революционная морская дивизия. Этой дивизии правительство Эберта — Шейдемана вместе с Вельсом устроило затем кровавую бойню, совершив одно из отвратительнейших преступлений германской контрреволюции.

«После совещания с Эбертом я (Шейдеман) вышел в коридор, чтобы пройти в свою комнату. И вдруг — я не верил своим глазам — кто это? Ведь это не может быть?! Неужели это Отто Вельс? Это действительно был он. Вследствие переговоров матросы его выпустили. Он выглядел, как привидение. Лицо его было серо, все в морщинах, глаза были какие-то пустые. Его руки дрожали. Он едва держался на ногах. Тут я вспомнил, что у меня есть еще небольшая бутылочка коньяку. Я притащил коньяк, и коньяк произвел настоящее чудо. Вероятно, никогда в жизни не пил Вельс с большим наслаждением водки». И тут же Шейдеман авторитетно устанавливает, что первый титул «кровавой собаки» принадлежит не Носке, а именно Вельсу, ибо так назвали Вельса берлинские рабочие за бессмысленный, животно-беспощадный расстрел моряков. Вельс мстил за те несколько часов страха, которые он пережил вследствие того, что революционные моряки заполучили в свои руки живьем одного из социал-фашистских вожаков.

Даже Эберт понял тогда, что Вельс слишком сильно скомпрометировал себя, и упрятал его в партийный аппарат на менее видное место. Этим желанием несколько отмежеваться от Вельса и объясняется то, что в момент капповского путча вся достопочтенная социал-фашистская свора бежала из Берлина в места, более отдаленные от бригады Эргардта, и одного только Вельса забыли, как Фирса. Но Вельс отнюдь не чеховский Фирс. Вельс ловко сделал из нужды, что называется, добродетель: он занял в правлении социал-фашистской партии опустевшее место вождя; он является автором знаменитого призыва ко всеобщей забастовке и он же, как только капповский путч провалился, дал лозунг: «Огонь налево, против спартаковцев!» Ему удалось взять в свои руки управление старой фирмой, которую общепризнанные руководители на минутку, спасая свои шкуры, оставили беспризорной. После этого Вельса никак нельзя было стащить с занятого им места: хитрый Вельс не соглашается даже брать портфеля министра, зная, что министерские портфели в социал-фашистских руках — вещь переходящая, а председательство партией пока вещь надежная, так сказать, пожизненная должность.

Вельс становится фактическим хозяином партии, крепким руководителем того огромного дела, которым в капиталистической Германии в то время являлась соц. — фашистская партия. Он внимательно следит за тем, чтобы фирма не несла убытков: мы видели, как он на партейтагах весьма бдит за тем, чтобы никто не выносил сора из избы, чтобы «конкуренция» не узнала как-нибудь, где его предприятие трещит и в чем секрет производства. Он самолично заведует рекламой предприятия: он является автором рекламного трюка социал-фашизма «Где остался второй человек?» Эта реклама основана на старом социал-фашистском утверждении, что имей социал-фашисты большинство в рейхстаге, демократия маршировала бы так же быстро, как в первые годы германской революции маршировал социализм под пулями Носке. Простой арифметический расчет должен убедить почтеннейшую публику, что если бы каждому социал-фашисту удалось притащить в партийную лавку еще одного человека, то тогда они, социал-фашисты, имели бы почти большинство и почти было бы в Германии полное торжество «демократии». Это «почти» в устах Вельса звучит как оговорка фирмы, продающей скоропортящийся товар: фирма, мол, обещает, в случае успеха, обслужить покупателей по первому разряду, но все-таки полной гарантии за абсолютную доброкачественность товара на себя не берет. Есть, между прочим, такие наивные люди, которым именно эта «честная» осторожность фирмы весьма импонирует.