"Мы пустим легенды", механически повторяет Геббельс и чувствует, как его кто-то сзади трогает за плечо. Видный член известного "Клуба господ" барон Вернер фон Альвенслебен сообщает ему о необходимости опровергнуть измышления английской печати о том, что будто накануне образования правительства Гитлера — Папена — Гугенберга готовился поход Потсдамского гарнизона на Берлин, чтобы помешать престарелому маршалу-президенту оформить назначение этого правительства. Барон Альвенслебен напоминает в связи с этим, что по его сведениям, наоборот, генерал-лейтенант и рейхсканцлер фон Шлейхер указывал президенту на те опасности, которые связаны с назначением канцлером фон Папена, против которого восстало 90 % германского народа. "Мне было известно, — говорит Альвенслебен. — что вождь национал-социалистов Адольф Гитлер отклонил предложение возглавить правительство, в которое вошли бы Папен и Гугенберг, так что господин президент решился было составить правительство без Гитлера. В таком разрешении правительственного кризиса я усмотрел огромную опасность для нашего отечества и полагал, что в таких условиях я должен, насколько мне позволяют мои слабые силы, действовать в том направлении, чтобы канцлерство было все-таки поручено Адольфу Гитлеру. Я вел на эту тему переговоры с некоторыми выдающимися деятелями национал-социалистической партии и объяснял при этом, что, по моему мнению, просто надо арестовывать людей, которые хотят побудить престарелого президента-маршала назначить чисто "национальное" правительство без участия национал-социалистов. Я поддерживал тот взгляд, что армия, которая должна была бы выступить против 90 % германского народа, была бы распылена и растерта и что нельзя ни в коем случае ставить армию в такое положение".
Геббельс понимает, что значат эти откровения, что Адольфа Гитлера благосклонно взяли в правительство капитаны промышленности, банкиры и аграрии. Редактор "Ангриффа" вспоминает, что он писал против этих "хозяев земли германской" и против их политических ставленников — фон Папена и Гугенберга, которые теперь объединились вокруг "верховного вождя" Адольфа Гитлера, принимают из окна имперской канцелярии факельцуг и парад боевых отрядов контрреволюции. "Народ рассматривает господина фон Папена как провокацию… Для нас не существует понятий мира на время зимы, гражданского мира или национальной концентрации… Народ будет нас когда-либо благодарить на коленях, что мы не приняли участия в этом неслыханном диллетантском правительстве фон Папена. Народ когда-нибудь оценит тот день, когда Адольф Гитлер, которого эти надувшиеся от важности господа пригласили также стать министром, отказался от должности и почестей, чтобы остаться верным народу и своей программе".
Это о Папене, о котором было еще сказано: "Мы когда-нибудь сядем в правительственный поезд, только не тогда, когда паровоз правительственного поезда будет вести фон Папен". А о Гугенберге писалось еще резче: "Партия Гугенберга давно уже отжила свой век: она питается крохами, которые падают с нашего стола. Она пытается тайком пробраться через черный ход, открыть отмычкой замок и нахально усесться в правительственные кресла. Это те самые господа, которые и в 1848 году вылезли из своих крысиных нор. Неужели вы думаете (писал Геббельс в ответ на один националистический (гугенберговский) памфлет), что наши чувства по адресу националистов стали теплее после их попыток украсть у нас наше наследство? Неужели вы думаете, что можно обниматься с вором, который засел за вашим столом, только потому, что тот призывает вас жить с ним, как с братом. Неужели вы согласитесь с этим вором, что сбросить его в ответ с лестницы — значит начать братоубийственную борьбу? Всегда считалось некрасивым поступком одну руку протягивать, а другую засовывать в чужой карман".
Обо всём этом помнил Иосиф Геббельс. Правда, он пишет много; он, пожалуй, самый плодовитый журналист современной Германии. Геббельс записал в Гейдельберге в 1927 г. в свой дневник: "Мне становится просто противно, когда я думаю об этом испачканном в чернилах столетии, в котором считается духовным творчеством писание передовиц, продукция парламентских речей и прочая фразеология". "Не тот, кто умеет написать хорошую статью, но является вообще неудачником, может быть призван к руководству общественным мнением". Несколько лет спустя, Геббельс не может представить себе своего трудового дня без очередной передовой статьи, по числу которых он (как и по числу агитационных речей) побил все рекорды. Мало того: его прилежание стало его гордостью, его правом на то место, на которое он претендует в партии. Но несмотря на огромное количество написанного Геббельсом, основное содержание оного легко вывести за скобки и привести к одному знаменателю: борьба сначала против Брюнинга и Гинденбурга, затем против Папена, Шлейхера и Гугенберга. Но все-таки маленький гном садится за стол и пишет статью о "великом чуде". Ибо, как сказал Петр Степанович, "мы пустим легенды".