Читаем От Носке до Гитлера полностью

В свете субъективного предательства Зеверинга, оформившего в первомайские дни 1929 г. свой социал-фашизм, становится понятной вся политическая деятельность Зеверинга до этих событий… Как в 1921 г., он, чувствуя, что в Средней Германии нарастает очередная революционная вспышка, провоцировал восстание, так в 1929 г. он чувствует, что во всей Германии становится душно, что германской буржуазии эпохи капиталистической рационализации и стабилизации „нехватает атмосферы“. В 1929 г. Зеверинг надеется, что лопнет общегерманский нарыв. Первомайские события были в политической концепции Зеверинга лишь прелюдией. За ними последовало автоматическое запрещение Союза красных фронтовиков в общегерманском масштабе. Но германский рабочий класс не пошел на эту провокацию в национальном масштабе. Повторение опыта средне-германской провокации 1921 г. не удалось. Германский рабочий класс ограничился оборонительной тактикой, но эта оборонительная тактика была проявлена в Берлине на баррикадах. Таким образом, берлинские события мая 1929 г. показали Зеверингу, что германский рабочий класс и его коммунистическая партия не только политически настолько созрели, что совершенно точно и верно учитывают все политические ходы Зеверинга, но что они одновременно подымаются на высшую ступень политической борьбы.

Зеверинг естественно испугался. Он — давно уже самое послушное орудие в руках монополистического капитала Германии за сохранение его прибавочной стоимости и капиталистического накопления, остающегося за покрытием репарационных платежей. Он уже больше не притворяется, что пользуется контрреволюционным орудием будто бы для своих демократически-республиканских целей. Прошли те времена, когда Зеверинг пытался еще убедить рабочих в том, что созданная им полиция борется со всеми антиреспубликанскими движениями, с движениями слева и справа. Всем и каждому давно было ясно, что командный состав прусской полиции, германской полиции вообще, находился в контакте с контрреволюционными организациями буржуазии. Мы уже говорили выше, что Зеверинг создал „Зипо“ (обыкновенная полиция) и „Шупо“ (охранная полиция) из смеси контрреволюционных элементов с профсоюзными реформистскими элементами. Зеверинг пытался создать легенду, что из этой смеси последние элементы должны были вытеснять первые по мере стабилизации германской демократической республики, первые должны были играть подсобную служебную роль. На деле же получилось наоборот: контрреволюционные элементы были сначала „гегемонами“ полицейского аппарата в скрытом виде, а потом, по мере „успехов“ Зеверинга по линии укрепления республики, вышли на политическую авансцену. Недаром Зеверинг признает сам в своей книге, что именно правые круги и представители промышленности выдвигали его на передовые позиции классовой борьбы, где в данный момент велись самые жестокие бои германской монополистической буржуазии с революционным движением.

Этот бытовой вывод из создавшегося положения является лишь естественной иллюстрацией из политического вывода, который сделал Зеверинг.

Политика Зеверинга, помимо всяких других основных причин, привела к обострению классовой борьбы, к усилению сопротивления рабочего класса. Что же, тогда надо это сопротивление сломить! На войне, как на войне. Если надо готовиться к гражданской войне, нельзя ограничиться одной полицией, как бы ни виртуозен был классовый инструмент германской буржуазии, созданный социал-фашистом. Надо поставить вопрос об участии в будущих классовых боях германской армии, германского рейхсвера. Из этой установки Зеверинга родилась его речь на Магдебургском партейтаге во время известного обсуждения военной программы социал-фашистской партии. Зеверинг в этой речи, по сравнению с его прошлыми речами, говорит, что называется, полным голосом. Он признает, что не может быть и речи о боеспособности германской армии, поскольку говорится о внешнем враге. Но он все-таки выступил в пользу активного сотрудничества своей партии с германским рейхсвером. Он сделал это, несмотря на то, что он тут же признался, что демократизация армии невозможна, так как-де невозможна демократизация военной организации. Нельзя было яснее дать понять социал-фашисгскому партейтагу.

Что рейхсвер, — негодное оружие в борьбе с внешним врагом, — может стать великолепным орудием в борьбе с революционным движением.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное