В свете субъективного предательства Зеверинга, оформившего в первомайские дни 1929 г. свой социал-фашизм, становится понятной вся политическая деятельность Зеверинга до этих событий… Как в 1921 г., он, чувствуя, что
Зеверинг естественно испугался. Он — давно уже самое послушное орудие в руках монополистического капитала Германии за сохранение его прибавочной стоимости и капиталистического накопления, остающегося за покрытием репарационных платежей. Он уже больше не притворяется, что пользуется контрреволюционным орудием будто бы для своих демократически-республиканских целей. Прошли те времена, когда Зеверинг пытался еще убедить рабочих в том, что созданная им полиция борется со всеми антиреспубликанскими движениями, с движениями слева и справа. Всем и каждому давно было ясно, что командный состав прусской полиции, германской полиции вообще, находился в контакте с контрреволюционными организациями буржуазии. Мы уже говорили выше, что Зеверинг создал „Зипо“ (обыкновенная полиция) и „Шупо“ (охранная полиция) из смеси контрреволюционных элементов с профсоюзными реформистскими элементами. Зеверинг пытался создать легенду, что из этой смеси последние элементы должны были вытеснять первые по мере стабилизации германской демократической республики, первые должны были играть подсобную служебную роль. На деле же получилось наоборот: контрреволюционные элементы были сначала „гегемонами“ полицейского аппарата в скрытом виде, а потом, по мере „успехов“ Зеверинга по линии укрепления республики, вышли на политическую авансцену. Недаром Зеверинг признает сам в своей книге, что именно правые круги и представители промышленности выдвигали его на передовые позиции классовой борьбы, где в данный момент велись самые жестокие бои германской монополистической буржуазии с революционным движением.
Этот бытовой вывод из создавшегося положения является лишь естественной иллюстрацией из политического вывода, который сделал Зеверинг.
Политика Зеверинга, помимо всяких других основных причин, привела к обострению классовой борьбы, к усилению сопротивления рабочего класса. Что же, тогда надо это сопротивление сломить! На войне, как на войне. Если надо готовиться к гражданской войне, нельзя ограничиться одной полицией, как бы ни виртуозен был классовый инструмент германской буржуазии, созданный социал-фашистом. Надо поставить вопрос об участии в будущих классовых боях германской армии, германского рейхсвера. Из этой установки Зеверинга родилась его речь на Магдебургском партейтаге во время известного обсуждения военной программы социал-фашистской партии. Зеверинг в этой речи, по сравнению с его прошлыми речами, говорит, что называется, полным голосом. Он признает, что не может быть и речи о боеспособности германской армии, поскольку говорится о внешнем враге. Но он все-таки выступил в пользу активного сотрудничества своей партии с германским рейхсвером. Он сделал это, несмотря на то, что он тут же признался, что демократизация армии невозможна, так как-де невозможна демократизация военной организации. Нельзя было яснее дать понять социал-фашисгскому партейтагу.
Что рейхсвер, — негодное оружие в борьбе с внешним врагом, — может стать великолепным орудием в борьбе с революционным движением.