От отца к сыну. Как передать ребенку христианские ценности

Меня поразило, когда один из моих сыновей сказал мне: «Папа, на самом деле все мы дети- солдаты». Да, мы все дети-солдаты, потому что зло сидит во всех нас; конечно, мы не режем людей на части бензопилой, не используем огнеметов, но мы все злы. И только такое осознание позволяет тебе принять другого человека; все остальные причины – это лишь неоправданная гордость, щедрость, которая убивает другого, бесконечная претензия. Если же ты исходишь из того, что все мы злы, как сказал Иисус: Если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него (Мф. 7: 11), – то можешь принимать другого и давать ему воспитание, ибо ты сам нуждаешься в прощении, и зло ребенка, зло подростка, зло всего мира – это твое зло. Либо ты действительно ощущаешь, что твое зло прощено, либо… Что ты хочешь прощать другим? Ты не способен прощать, ты можешь лишь вылить на других свой морализм, свои правила, выбросить на них худшее из того, что есть в тебе, в красивой упаковке, где нет свободы, нет даже тени свободы. Но если ты просишь прощения и постоянно получаешь его, оно делает тебя способным к свободе, к приятию, к бесконечному милосердию; и тогда ты – лучший отец для своих детей.

Конечно, поскольку мы католики, прощения мы просим не в ночных мечтаниях, а в церковной общине. И я хочу подчеркнуть, что мы просим у нее суждения и совета даже в таком решении, как прием ребенка в семью, которое, может быть, уже зреет у нас в уме: «Как ты думаешь, хорошо ли будет принять такого ребенка в моей семейной ситуации?» Ты принимаешь решение не один, а подходишь к нему вместе с друзьями. Ты знаешь, сколько в тебе зла, насколько ты слаб; поэтому просить прощения – значит спрашивать у общины: «Что ты об этом думаешь? Как бы ты поступил?» Высшая степень способности принять другого – это услышать от более опытного, чем ты, человека: «Нет, не делай этого, ты не готов, твоя семья не готова, нет нужных условий; я понимаю тебя, меня восхищает твой порыв, твоя щедрость, но не делай этого», – и принять это суждение, последовать ему. Эта высшая степень приятия – послушание друзьям, единству с ними – заставляет тебя отказаться от желанного для тебя, чтобы совершить нечто более великое: принять себя таким, какой ты есть, со всеми твоими ограниченными возможностями.

На что опирается твоя способность принять другого? На сердце, которое вложил в тебя Бог, на твоих друзей и на то, что кто-то принимает тебя самого. За опорой для приятия другого невозможно идти к психологу: если у тебя ее нет, ни один психолог, педагог или социальный работник тебе не поможет. Социальный работник подсобит с бюрократическими сложностями; психолог – специалист, который может посоветовать: «Знаешь, отец Бертон, этого мальчика лучше оставить ночевать одного, после всего того, что ему пришлось пережить», – или наоборот: «Лучше ему не оставаться в комнате одному на целую ночь». Может быть, это очень важный совет, на который знаний отца Бертона не хватает, но вы же понимаете, что он – лишь вспомогательное средство! Мне кажется, очевидна грань между прощением, которое переживает сам отец Бертон, и средствами, способными помочь ему в работе. Методики – прекрасная вещь, ведь часто нам действительно приходится иметь дело с отчаянными случаями; но они – только средства. Обращайся к психологу, обращайся к кому хочешь: все это средства. Пожалуйста, не стирайте здесь границы, иначе запутаемся вовсе… и в конце концов окажется, что единственным законным опекуном может быть признано государство! И тогда – игра окончена: победа за диктатурой государственности, ставящей государство превыше семьи.

* * *

Если мы твердо стоим на ногах, то можем преодолеть все – даже поражения. Можем преодолеть даже то самое «отвращение», о котором говорил один из вас. Действительно, в нас может возникнуть отвращение к приемному ребенку, которого мы начинаем ненавидеть, на которого смотрим как на самое ужасное из поражений, потому что он воплощает в себе несбывшиеся благие намерения, двигавшие нами когда-то. Но будем честны с самими собой: кто из нас ни разу не испытывал отвращения к детям, к мужу, к жене – пусть лишь в какие-то моменты, в особых обстоятельствах? Если бы каким-то чудом мы вдруг увидели все зло, на которое способны, то провалились бы сквозь землю от стыда. Или, может быть, кто-то полагает, что в нем нет зла? Иногда я говорю в шутку: мне не очень-то хочется идти в рай, где откроется все зло, которое я совершил; мне будет стыдно до смерти – ведь вокруг, скорее всего, будут знакомые люди… Надеюсь, там не будет видно все мое прошлое, оно будет погребено под спудом, и мы сможем наслаждаться компанией друг друга. Но шутки в сторону, всем нам есть чего стыдиться. Важно, чтобы при этом мы были окружены такими друзьями, которые все равно нас прощают, которые любят нас, несмотря на то что мы испытываем отвращение.