От отца к сыну. Как передать ребенку христианские ценности

В отношениях с детьми вовсе не нужно всеми силами утверждать свою способность любить, нужно утверждать, что кто-то любит нас. Единственное, о чем я действительно могу свидетельствовать, – любовь Божия, а не моя собственная. Я могу лишь показать (детям, жене, всем) то «верное объятие», которое исходит от Бога, то есть общину друзей, которыми я окружен. Для меня это движение Comunione e Liberazione, для других что-то другое, у каждого компания своя; но если она заключает в себе верность Бога, то охватывает всю жизнь. Каков срок твоей верности? Она не дотянет и до сегодняшнего вечера. Мы ограниченны, мы такими рождены, зло у нас в крови, так что оно не должно ни удивлять нас, ни чрезмерно возмущать. Бог поступил смелее нас: Он дал нам детей – зная всю нашу подноготную, зная, какое зло гнездится в нас. Или, вы думаете, Он лишь потом спохватывается? Нет, Он создал нас и знает о нас абсолютно все. И все равно дает нам детей!

«Не хорошо быть человеку одному» [14]

Оглядываясь на события последних месяцев – таинственных месяцев, отмеченных кончиной отца Джуссани, с которым многих из нас, в том числе и меня, связывали близкие отношения, и Папы Иоанна Павла II, – каждый оказался перед радикальным вопросом. Или, по крайней мере, я перед собой этот вопрос поставил. Когда умирает человек, которого в каком-то смысле воспринимаешь как старшего, на тех, кто его любит, ложится великая ответственность. Сама природа смерти ставит других людей в положение, которое иначе было бы невозможным. Когда умирает отец (так было для меня), он вверяет ответственность тебе: в этот момент ты окончательно становишься взрослым. Так случилось, когда умерли мои родители. Наверное, то же пережили и Апостолы, когда Иисус сказал им: «Лучше для вас, чтобы Я ушел, – вы станете тем, чем должны стать»[15]. Поэтому факт смерти отца Джуссани и Папы, этих двух величайших отцов, величайших воспитателей, требует, чтобы мы окончательно взяли на себя огромную ответственность – как родители и как воспитатели. Я хотел бы сделать три замечания.

На чем основывается учительство, дошедшее до нас через этих великих людей и через всю традицию Церкви? На доверии и внимании к сердцу и нашей личности, потому что наше сердце в глубине доброе. Бог дал нам появиться на свет с добрым сердцем, похожим на Его сердце, – хотя мы и можем его предать. Мое первое открытие при встрече с христианством заключалось именно в этом: мое сердце, а потому и сердце каждого человека, которого я встречаю на пути, устроено так, сотворено ради великой любви к истине. Оно сотворено из бесконечной жажды познания того, что есть добро и зло, жизнь и смерть, радость и боль. Оно сотворено из желания познать истину вещей, как в большом, так и в малом.

Когда я смотрю на своего сына, когда думаю о звездах и о смысле мира, во мне, как и в любом человеке, желание истины моментально становится желанием блага. Я хочу, чтобы жизнь была благом для меня и для всех людей – моих братьев. Воля к благу, желание блага – вот то, что составляет нас; по утрам мы встаем с постели и идем на работу, чтобы искать это благо, чтобы время становилось полезным! С такой надеждой, пусть даже неосознанной, мы встаем каждое утро. Мы желаем, чтобы время не прошло впустую, чтобы день принес благо, был созидательным для нас и наших братьев. Кроме надежды на благо, не существует иной причины, которая позволила бы осмелиться дать жизнь детям. Мы должны помнить, что природа нашего сердца это желание познавать истинное, любить благое и созидать доброе.

Если таков наш состав, если мы состоим из желания благого, доброго и прекрасного, то и действия наши проистекают из стремления жить соответствующим образом. Любое действие, совершаемое человеком, его работа всегда находятся в этом русле. Человек всегда действует – вот идея «дела». Иисус сказал, что Бог доныне делает, то есть работает всегда, и если человек причастен природе Бога, он поступает так же. Свое дело есть у матери, которая смиренно заботится о детях у себя дома, и ее дело перед Богом и перед историей обладает не меньшим достоинством, нежели дело промышленного магната. Таково же дело политика, священника, рабочего или учителя – разницы нет.