От первого лица... (Рассказы о писателях, книгах и словах)

Впрочем, набор правил и предписаний establishments не гарантировал порядочно­сти, не определял уровня нравственности. В буржуазной Англии можно быть убий­цей и чувствовать себя джентльменом. О. Уайльд описал такого образцового джентль­мена. Этот джентльмен существовал в дей­ствительности. Звали его Томас Гриффит Вейнерат. Родился он в Чезвике в 1794 году. Этот джентльмен обладал массой досто­инств: он был поэтом, прозаиком, художни­ком, критиком, собирателем и ценителем древностей. Кроме этих достоинств, он об­ладал еще одним — он был отравителем.

Внутри одного из великолепных колец, ко­торыми были украшены его не менее ве­ликолепные пальцы, содержался стрихнин, который в случае надобности можно было незаметно насыпать в бокал жертвы. Спер­ва достопочтенный джентльмен отравил своего дядю потому что ему понравилось дядино поместье. Затем он отравил тещу, а еще через некоторое время свояченицу Элен, предварительно застраховав ее жизнь на двенадцать тысяч фунтов (почему была отравлена теща, О. Уайльд не объясняет).

Однажды сэра Томаса посетил в тюрьме агент страховой компании и завел с ним душеспасительные разговоры. Сэр Томас ответил языком несокрушимой математиче­ской логики: «Сэр, вы, дельцы Сити, рабо­таете с некоторым риском. Некоторые из ваших предприятий завершаются барышом, а некоторые — убытком. Я случайно про­играл, вы — случайно выиграли. Но, сэр, я должен вам сказать, что в конце-то концов в выигрыше оказался я. Моя цель состояла в том, чтобы прожить жизнь джентльме­ном. И я своего добился. Я жил джентльме­ном и живу джентльменом. Здесь, где мы с вами находимся, принято подметать ка­меру по очереди. Со мной в одной камере сидят в заключении каменщик и дворник. Но ни один из них не осмелится предло­жить мне в руки веник!»

Адвокат упрекнул сэра Генри в убийстве свояченицы. Тот пожал плечами и ответил: «Да, это было ужасно. Но у нее были та­кие толстые лодыжки».

Доктора Уотсона уберегло от эксцессов такого рода то, что он был во всех отно­шениях посредственностью. Разума, кото­рым он обладает, достаточно для душевно­го равновесия, запоминаний правил estab­lishments и описаний загадочных дел Шер­лока Холмса, но его явно недостаточно, чтобы понять, что произошла «какая-то ошибка в наших социальных формулах», как выразился один из персонажей Томаса Гарди.

Хотя Конан Дойл и заметил однажды, что «относительно тех, кто считает Уотсо­на дураком, следует предположить, что они просто не читали моих рассказов внима­тельно», рискую повторить, что природа ода­рила доктора значительно меньшим коли­чеством разума, чем его знаменитого дру­га.

Прототипом Уотсона, по свидетельству сына писателя, был давний приятель Конан Дойла некий майор Вуд, увесистый усатый здоровяк с незаживающей раной, приобре­тенной где-то «в южных морях» (так estab­lishment предписывал называть грабитель­ские походы в Африку). И у автора была удобная возможность ежедневно сверять стиль Уотсона с фразеологией его живого двойника.

Девизом общества, в котором жили Холмс и Уотсон было: «Всё — ради мате­риальной выгоды». Приверженец дедуктив­ного метода Холмс принимал этот девиз за отправную точку действий преступника — и успешно распутывал самые загадочные де­ла. Однако, кроме этого фундаментального положения, мастер дедуктивного метода должен усвоить множество мелких, харак­терных для его среды и времени аксиом.

Исследуя характер доктора Мортимера по забытой им палке («Собака Баскерви­лей»), Холмс использовал такие британские истины:

а) врачи преподносят подарок своему кол­леге, когда он уходит со службы в боль­нице;

б) подарки получают только симпатичные люди;

в) в штате лондонских больниц состоят только врачи с солидной практикой;

г) практику в Лондоне меняют на сель­скую практику только нечестолюбивые врачи;

д) вещи в чужих домах забывают толь­ко рассеянные люди.

Как и персонажи других рассказов, док­тор Мортимер не подвел детектива и бле­стяще оправдал свою характеристику.

Но ясновидение Холмса не означает, что дедукция всегда дает безошибочные ре­зультат!

Если бы Холмс чудом оказался в совре­менном Лондоне, где толкутся восемь мил­лионов душ, где аксиома о подарке, «ко­торый получают только симпатичные лю­ди», становится еще более относительной,— если бы Холмс оказался в Лондоне 1960-х годов, вряд ли ему помог бы хваленый де­дуктивный метод...