От судьбы не уйдёшь

Набравшись смелости, Теодор сказал:

— Возможно, тебе придётся его поменять.

— Зачем? Размер подходит, я уверена.

— Но получателя уже здесь нет.

— Что? — вырвалось у Марианны, и она посмотрела на отца так, будто он что-то сказал по-китайски, и она не поняла ни слова.

— Он съехал, — сказал Теодор.

— Съехал?

— Да.

— Почему? Куда?

Теодор не ответил на эти вопросы, но сказал:

— Поэтому скажу тебе сразу: я его не выселял.

Сабина медленно опустилась на стул. Ей стало страшно от того, что может произойти. Желая это предотвратить, она предложила:

— Не выпить ли нам по чашечке кофе? Должна вам сказать, я об этом ещё в дороге мечтала.

Марианна не обратила внимания на её слова и смотрела только на отца.

— Если ты его не выселял, то почему он это сделал? — спросила она.

— Вот видишь, — повернулся он к Сабине, — она снова начинает. Не верит, что это было его собственное решение. Я клянусь, что тоже был удивлён, когда он с сумкой и пакетом спустился по лестнице.

Марианна подошла к двери.

— Ты куда? — спросил её Теодор.

— В его комнату. Я не могу в это поверить.

— Убедись в этом сама.

Единственное, что обнаружила Марианна в комнате Вильгельма, была посуда и столовые приборы на две персоны, которые она ему подарила. Они лежали на столе. Ни одной строчки текста.

Марианна спустилась к родителям, чтобы продолжить разговор с отцом. Пока её не было, Теодор в общих чертах рассказал Сабине, как всё произошло.

— Папа, — сказала Марианна, — дай мне письмо.

— Какое письмо?

— Которое Вильгельм оставил для меня. В комнате его нет, значит, он должен был оставить его у тебя.

— Ты ошибаешься, он мне ничего не оставлял.

Марианна не могла поверить.

— Это невозможно!

— Ты думаешь, что я его от тебя утаил?

— Нет, — сказала задумчиво Марианна, — но…

Она расстроилась, и её глаза подернулись влагой. Когда Сабина это увидела, ей стало тяжело на сердце, и, хотя её интересы совпадали с интересами мужа, она спросила:

— А устно он тоже ничего не просил передать?

— Нет, — ответил Теодор, — хотя я его спросил, что тебе передать.

— Ты его об этом спросил?

— Слово в слово.

— И что он ответил?

Поглядывая то на Сабину, то на Марианну, Теодор произнёс:

— Я могу вам точно описать, как всё было. Он попросил меня вызвать такси. Пока я звонил, он сел на стул. Потом мы ждали. Я предложил ему водки. «Спасибо, нет», — сказал он. Тогда пива. Опять: «Спасибо, нет». Когда подъехало такси и посигналило, я спросил его: «Что я должен сказать Марианне?» Его ответ был такой: «То, что вы считаете правильным». Дословно. Для меня это значило: «Мне всё равно!» — Теодор поднял руки. — Или вы это поняли бы иначе?

— Нет, — произнесла Сабина неуверенным голосом. Неуверенным потому, что ей стало ясно, какую боль и разочарование они принесли дочери.

Подушка Марианны в эту ночь промокла от слёз. К утру она выплакала все слёзы, и, когда подошло время вставать, это уже была другая Марианна, не та, что в прошедший вечер. Она стала сильнее. Первое и самое большое разочарование в её жизни осталось позади. Мужчина, которого она полюбила, исчез. Она думала, что он тоже её любит, но это было заблуждением, и при первой возможности он поставил её перед свершившимся фактом. Сияющий взгляд, смотревший до этого на неё, произведённое впечатление — всё это только игра. «Но зачем? Зачем драться из-за меня? — спрашивала она себя. — Возможно, он даже сам не знал. Возможно, он просто получает удовольствие от того, что может показать свою силу, — убеждала она себя. — Или нет? Должен же его кто-то об этом спросить? Почему «кто-то»? Я сама должна это сделать».

Марианна попробовала себя образумить: «Должна ли я за ним бегать и умолять, чтобы объясниться?! — Никогда!!»

Для этого она была слишком гордая. Лучше она насильно заставит себя забыть его, и испортит себе жизнь.

То же самое происходило и с Вильгельмом Тюрнагелем. Он тоже не мог повернуть назад и стал невольником свой гордости. Его ведь могут счесть «охотником за приданным».

***