От весны до осени, или Повесть про девочку

— Учиться надо, Шурк, на геолога, — говорю я. — Уж там узнаешь, что за глина. Говорят, можно даже по цветам и траве находить полезные ископаемые. Вот сорвешь такую — я срываю ярко-зеленую ниточку гусиной травки — в микроскоп ее и увидишь…

— Золото! — кричит Шура.

— Медь! — ору я.

— Железо! — вопит Шурка.

— Керосин, бензин! — надрываюсь я.

— Аспирин, маргарин, гуталин! — изощряемся мы обе и уже дальше несем тарабарщину, какой-то «бармарин», «натарин», «кукурин», — разбесились, в общем. Долго орали и хохотали. Но вдруг Шурка говорит мне:

— А ты врешь, что по траве узнают. Не по траве, а собак научают. Собаки нюхом чуют, что в земле лежит, и по-особому гавкают на разный металл.

— Сама ты врешь! — говорю я с презрением. — Если б можно было собак этому научить, уж лучше б людей учили. Они умнее.

— Ты что! — говорит Шурка. — У людей нюха нет!

— Да какой же нюх, когда, может, на сто километров в глубине руда лежит? А в траву попадают элементы!

«Элементы» Шурка не перенесла.

— «Элементы, элементы!» — передразнила она меня и вскочила на ноги. — Ученая! Научилась разные слова говорить, а толку… — падали на меня сверху злые слова.

— Ученая, ученая, крыса ты моченая! — пропела Шурка, отбегая подальше.

Зря она отбегала. Мне стало ужасно обидно: работали вместе, тайна у нас общая, а ей все равно, как будто мы просто так играем. От обиды я всегда теряю силы и задор, я уже не побегу за Шуркой и дразниться не буду…

С папой

Долго мы с Шуркой не встречались. Долго дулись друг на дружку. И скучно же было! Потому всякий раз, как папа звал меня с собой объезжать летние лагеря для скота, я радовалась больше, чем это было бы раньше.

Вообще поехать с папой всегда здорово. У него была чудесная кобылка Пчелка, очень резвая, ходить не любила — все бы ей бежать. И округлыми боками и мастью какой-то необычной, серовато-коричневой, походила она на пчелку.

Хорошо было ехать с папой. Он обычно молчал или насвистывал какие-то свои мотивчики. Он много их знал.

Папа молчал или насвистывал, но странное дело: мне казалось, что я вижу и чувствую то же, что и он, и тем же самым любуюсь. И какое-нибудь одно оброненное им слово враз подтверждало то, что мне казалось. Да, наверное, иначе и быть не могло! Потому что, если среди цветущих полей, вблизи свежего июньского леса, под звон жаворонка, невидного в ослепительном свете, человек, которого вы любите, тихо, будто про себя, говорил: «Хорошо»! — это не могло не совпасть с тем, что и в вас входило от цветущих полей, свежо шумящего леса, звонкого жаворонка, синего солнца июня.

…Мы выезжаем на обширную — целое поле — поляну, где расположился летний лагерь свинофермы. Легкие сборные домики стоят в ряд, вроде клеток в зверинце, только вместо сетки здесь барьерчик с калиткой. За каждым барьерчиком около десятка уже крупных поросят, подсвинков. Это откормочное стадо. Откормят подсвинков как следует и сдадут на мясо.

Папа привязывает Пчелку к дереву, разнуздывает ее, отпускает уздечку, чтоб она могла полакомиться травой, а сам идет вместе со свинарками вдоль домиков, заходит к поросятам и смотрит их, заглядывает в кормушки.

А я вишу на барьерчиках, двигаясь вслед за папой, разглядываю добродушные и смешные морды поросят, слушаю их непонятные визгливые разговоры. В общем-то они похожи на ребят во время короткой перемены: лезут друг к дружке, пихаются, сталкиваются, гоняются, вскрикивают, ссорятся, мирятся.

В голове толкутся привязчивые стихи:

«Анна Ванна! Наш отряд
Хочет видеть поросят!
Мы их не обидим,
Поглядим и выйдем.
Анна Ванна…»

Папа и все проходят к следующей клетке, а я задерживаюсь: что это? Папа не видел, может быть? У одного из подсвинков часть живота и бедро с внутренней стороны красные, будто ошпаренные.

Но, может, ничего особенного? Ведь никто не обратил внимания. И просто я воображаю… Но, может, поросенка заслоняли другие, когда папа глядел. Я подождала, пока папа осмотрит все, и когда он уже пошел к Пчелке, позвала его и показала подсвинка. Папа нахмурился, вошел в клетку, поднял поросенку ногу, одновременно почесывая его за ухом, и быстро вышел, не сказав мне ни слова и даже не поглядев на меня. Но я не обиделась. Значит, правда что-то не так. И папа позвал свиноводов, и они бегом спешили к этой клетке с красным поросенком.

— Поехали скорей, Даш, молодец, что позвала меня. Сейчас надо Розу Ивановну предупредить (Роза Ивановна — это ветврач, наша соседка, жена агронома). По-видимому, рожистое воспаление… Молодец.

Крапива

Жалко, что мало в жизни таких счастливых дней. Не каждый день — да чего там каждый — редко удавалось ездить с папой. То он за мной не заезжал, то мне бывало некогда. С весны дел прибавляется. Тут и огород и травы надо нарвать корове, а весной еще обычно покупали поросенка. Ему требовались витамины. Эти витамины добывала я: рвала крапиву три раза в день — к поросячьему завтраку, обеду и ужину. Если я заранее знала, что папа поедет в поле или в лагеря, могла припасти крапивы сразу на два раза.