От весны до осени, или Повесть про девочку

И бабушка спокойно наливает ему чай. А он в это время косит глазом в книгу, которую и за столом не выпускает из рук, «подавая плохой пример Дашке» — по мнению бабуси и мамы. А мама нежно беседует с Толиком, кормит его яичком всмятку, и Толик открывает свой розовый, как у Кошки, ротик, измазанный по губам желтком…

Значит, все так же? И у Зульфии будет так все идти, только за столом не будет их отца, пока он на войне… И мне изо всех сил захотелось как можно скорее разрушить эту жизнь без меня.

И с криком: «А я-то здесь!» — надавила на створки окна. Они с шумом распахнулись. Я вскочила на подоконник, бабушка вскрикнула, схватившись за сердце, мама прижала к себе Толика, папа поставил обратно на блюдце чашку, которую было понес ко рту. Вот это был переполох!

Я обняла бабушку, а она меня сердито стукнула по лбу ладошкой.

— Чтоб тебя приподняло да шлепнуло, дереза! Откуда принесло? Чуть меня не уморила! Ты ведь ночевать отпросилась?

— Отпросилась, да явилась! Чтоб вы тут не жили без меня! А то сидят себе сами, а меня нет. — Я кривлялась и вертелась от радости, что я тоже дома и что сейчас удивлю их еще больше — расскажу им, как сочиняются добрые сказки про богатырей, расскажу им про Таню и волка!

Как сочиняются злые сказки

А утром на следующий день я узнала, как сочиняются злые сказки.

Мы завтракали обычно вдвоем с бабусей. Папа и мама уходили на фермы рано, часам к пяти. А завтракать возвращались к восьми-девяти.

Стол наш залит солнцем. Посуда и самовар так и сверкают. Стол придвинут вплотную к окну, и мне с моего места у окна хорошо видно часть улицы и угол бревенчатого дома. Вон бежит моя собачка — светло-рыжий, круглобокий, совсем юный щенок Бобик. Мой он отчасти. И отчасти — Шуркин. Скорей всего он наш. Я его кормлю, и спит он у нас в сенях. А так бегает где хочет. Мы с Шуркой берем его с собой в овраги играть. В лес не берем: маленький еще.

У Бобика ужасно доверчивая морда и добрые прозрачно-коричневые глаза.

Конечно, я бы хотела породистую собаку, овчарку, например. Но и Бобик был настоящий, живой и веселый.

И вот он бежал себе по солнышку — отправился гулять. А навстречу ему из-за угла дома вышел человек. Новый наш ветврач Михайлов. Он недавно здесь и недавно женился на одной нашей учительнице из первого — третьего классов.

Этот Михайлов был такой же светло-рыжий, как мой Бобик. Вот они встретились. «Два рыжих», — подумала я про себя со смехом. Михайлов присел перед Бобиком, улыбнулся ему, протянул к нему свои мясистые рыже-розовые руки, потрепал щенка за загривок и взял на руки. Я удивилась: чего это он? Может, себе хочет взять?..

Больше я ничего не видела: в глазах потемнело, я хотела закричать, но не могла вздохнуть, словно меня ударили под ложечку. Потом, когда бабуся привела меня в порядок и я поняла что к чему, ни Бобика, ни Михайлова уже не было. Я напрасно бегала к ветлечебнице — на дверях висел замок. Я не знала, куда мне деться со своими глазами, я их терла, нажимала на веки, так что возникали черные круги, я смотрела на солнце и пряталась в темный чулан, но не могла прогнать картин, отчетливых и ярких, словно в кино… Бежит Бобик. Идет Михайлов. Останавливается. Приседает. Тянет мясистые руки. Поднимается и ловко перехватывает щенка за задние лапки. Размахивается. Вытянутое, летящее тело Бобика. Угол дома. Плоские торцы бревен. Черные звездообразные трещины на них. Они стремительно растут, надвигаются на меня, закрывают все…

Оказывается, страшные сказки не сочиняют. Где-то жил злой Старик, злой, как Михайлов. Казнил своего Фунтика. Узнали про него добрые люди и рассказали, будто сказку, одну правду. Чтоб ему стыдно стало. И вышло страшно. А было-то на самом деле еще хуже. Теперь я знаю: то, что в сказках страшно, было еще страшнее. Там, в сказке, злого старика наказали сразу. А когда он ожил, то стал добрым и полюбил Фунтика. А этот Михайлов, как мне потом рассказала мама, ничего не понял и не раскаялся.

А было вот что. Не просто со зла своего убил ветврач щенка. Оказывается, совхозные ветеринары решили убить всех бродячих собак. «Ветеринары — это Айболиты, — объясняли мне, когда я была маленькой. — Они лечат всех животных и зверей». Поэтому для меня ветеринар — всегда значит Добрый. Решили убить собак, потому что они будто бы разносчики заразы среди совхозного скота. Но я никак не могла поверить, что непременно надо убивать одних животных — живых и добрых собак, — чтобы не болели другие. Да собаки и не ходят туда, где пасут свиней и коров! Чего им там делать — травку щипать?

— Ну и ваши ветеринары, — говорила я маме, — ну и Айболиты! Это только вы с папой меня обманывали, что они Айболиты. Никогда не поверю, что они могут лечить зверей.