Анфиса Петровна так и посмотрела на нас! А потом говорит:
— Молодец, Вера, хорошо, четко сказала. (Это она нам назло стала хвалить Зозулю, чтоб мы не смеялись!) Что ж, ребята, были вы далеко от нас, не знали мы друг о друге, а теперь вот познакомимся. Наши ребята добрые, веселые (Анфиса Петровна почти по складам растянула это слово «ве-се-лы-е», глядя на нас с Танькой, и мы с ней поняли: выговор нам за смешки), и вам с нами будет хорошо. Еще посмотрите, как жалко будет уезжать от нас, когда Красная Армия прогонит фашистов с Украины и Белоруссии!
И мы все до одного как-то повернулись, подвинулись на своих местах, как-то ноги переставили или, может, локтем кто или ладошкой пристукнул по парте от таких боевых слов нашей учительницы, так что в классе получился небольшой, но победный шум, короткий такой, будто внезапный ветер пролетел.
И мы все почувствовали — я-то про себя точно скажу, — как полюбили сразу наших новеньких и захотели, чтоб им у нас очень-очень было хорошо. Не хуже, чем там, где остался их дом и прежние школы. Фашисты хотели, чтоб им было плохо, а мы сделаем, чтоб было наоборот!
В переменку мы все окружили Петьку и Верку.
— Петь! А речка у вас есть?
— Есть!
— Во! Счастливчики! И купаться можно?
— А что ж?
— Видала?! Купаются!
— А еще что есть?
— Все у нас есть! — Петька удивленно пожал плечами. — Все, что захочешь, то и есть.
Мы замолчали, соображая, что бы нам хотелось. И Вазых спросил:
— И цирк есть?
— Бывает! — важно кивнул Петька.
— А мороженое?
— И мороженое.
— И кино каждый день?
— Еще бы! Не то что каждый день, а каждый день да в разных местах. В день можно десять разных кин поглядеть.
И я знала, что Петька не врет, а если и врет, то совсем немного. Я ведь тоже раньше жила в городе, правда, маленьком, но зато на большой реке, на Каме. И мы ездили на лодке в луга, и кино было каждый день, хочешь — в городском саду, хочешь — в кинотеатре на главной улице. А еще в клубах при заводах. А на улицах продавали мороженое. Мороженщица стоит при тележке с ящиком, там лед и мороженое. А в руках у тети круглая металлическая коробка с подвижным дном, ко дну ручка припаяна. Тетенька-продавщица потянет ручку, опустит дно и в коробочку положит кругленькую вафельную лепешку, потом набьет коробочку мороженым, зачерпывая его ложкой, прикроет сверху второй вафлей и — шпок! — надавив на дно, вытолкнет из формочки круглое колесо, зажатое вафельными боками. И лижи его белый, холодный, сладкий обод! Двадцать копеек все удовольствие. Я смотрю на рыжего Петьку и представляю, как он ест свое гомельское мороженое на гомельских улицах, только улицы эти почему-то похожи на улицы моего камского городка.
Плохо, может, будет Петьке без мороженого? И я говорю ему:
— У нас зато знаешь сколько всяких ягод! И на лошади верхом можно покататься, еще, может, и на трактор кто-нибудь посадит.
— А весной увидишь, какой сладкий сок пойдет березовый! — Кто-то вспомнил еще, и пошли все вспоминать! И какие у нас овраги — во в войну играть! И какие на полянах в лесу есть повалы — сваленные ветром деревья, на них тоже играть здорово и в корабли, и в конницу, и в самолеты, во что придумаешь!
А кино тоже бывает! Иногда даже два раза в неделю… Но тут звонок, все стали садиться, и я увидела, как Вазых взял Петьку за рукав и что-то ему шепнул. Петька кивнул, и тогда Вазых спросил учительницу:
— А можно он сядет со мной?
— Садись, Петя, с Вазыхом, — сказала Анфиса Петровна ласковым голосом, — он у нас парень спокойный.
А Вера Зозуля на парте одна осталась. А у нас девчата все друг с другом сидят. И тогда я сказала Зульфии тихонько: «Давай, ты будешь с ней, а я одна посижу?» Зульфия остро на меня взглянула: дескать, не врешь? Самой ведь охота с новенькой сесть? И я подтвердила: «Правда, правда! Я одна посижу!»
— Ага! — согласилась тогда Зульфия. Но я медлила поднимать руку: показалось мне, когда дошло до дела, что после Вазыха будет смешно просить, чтоб нас рассадили, что это будет попугайство.
— Знаешь, лучше в перемену, — шепнула я Зульфии.
Весь урок мы оглядывались на Веру — не грустно ли ей одной. Но она выглядела совсем спокойной, урок, правда, слушала плохо, все разглядывала почему-то свои растопыренные ладошки, поглаживала пальцы. Будто играла в какую-то игру со своими руками. Мы с Зульфией переглядывались и пожимали плечами. Не понимали.
Вера, хлопцы и война
Но нам не пришлось пересаживаться, мы сразу пошли в поле. Сказали, что после обеда ожидается дождь.
Пока мы собирали колоски, разговаривать было некогда, норму — десять килограммов — я могла набрать только при самом большом старании. Хотя колосков осталось на поле немало. Я даже ведро с собранным колосом тащила к мешку бегом, бегом возвращалась на свои рядки. Было бы стыдно перед новенькими опозориться, не сдать нормы. Я только успела узнать у Веры, что Горловка в Донбассе.