Отблески солнца на остром клинке

Серый в яблоках налетел на кавьялицу сзади, сминая, отталкивая, и загнутые лезвия лишь чуть-чуть зацепили шкуру на красной в бурый крап груди, оставляя две тонкие царапины. У локтя Тшеры сверкнул наконечник глефы, пробил Вассалу грудь и вышел промеж лопаток. Руки, вскинувшие в очередном замахе клинки-перья, упали, не успев нанести удар; выскользнувшие из разжавшихся пальцев Йамараны повисли на обмотанных вокруг запястий темляках.

Ржавь, истерично дыша раззявленной пастью, вылетела в дверь, немного не вписавшись и треснув о косяк Тшеру; серый в яблоках выскочил следом, не останавливаясь, припустил по улице, и перед ним какое-то время волокся по земле, звякая Йамаранами, насаженный на глефу мёртвый Вассал. Удалось ли Верду спихнуть его с глефы или та просто разорвала тело, и оно соскользнуло само, Тшера не видела. Лишь услышала, когда прекратился звон и скрежет о булыжники мостовой, и отметила, что она и двумя руками не удержала бы здорового мужика на глефе, скорее — лишилась бы оружия, оставив его в трупе, а Верд держал одной.

Проскакав несколько улиц, сворачивая в переулки и петляя подворотнями, но держась направления к выезду из города, она, наконец, остановила Ржавь.

— Их осталось ещё двое, и они будут нас искать, — сказала подъехавшему Верду. — Задерживаться в городе нельзя. Скоро нельзя будет и воротами ехать — Вассалы сообщат наши приметы стражникам, и к утру по нашу шкуру поднимется вся городская стража. Так что уезжаем сейчас же, — и пнула пятками Ржавь, посылая ту в галоп.

«Помоги, Первовечный, миновать ворота до того, как Вассалы успеют предупредить стражу!»

Предупредить стражу Вассалы, по-видимому, всё же не успели: на воротах Тшеру и Верда никто не остановил. Время перевалило за полночь, все вымотались, и продолжать путь до света не осталось сил ни у людей, ни у кавьялов. Съехав с дороги, они повернули к поросшим деревьями холмам. Там, вдали от тракта, под покровом леса, можно было переночевать в относительной безопасности.

— Нам не стоит продолжать путь в ближайший день-два, — сказал Верд. — Лучше переждать в лесу. Вассалы будут искать нас и по городу, и на тракте, и, возможно, в ближайших деревнях. Наших запасов на пару дней хватит?

— Сейчас наелись на день вперёд. Должно хватить. Но что потом? Вернуться в Исхат мы не сможем. Где искать след Тарагата? Без него мы не найдём и Сангира.

Верд усмехнулся себе под нос.

— Я не призываю тебя лгать, но, если вновь назовёшься арачаром, сможешь повыспросить идущих из Исхата караванщиков. На тракте подальше от города, конечно же.

— Предлагаешь караулить обозы в кустах и тормозить их, подобно Чёрным Патрулям?

— Тормозить нужды нет, если ты не собираешься досматривать их повозки. Но подъехать к хозяину каравана и расспросить его — можешь.

— Хм. Дело говоришь. Обозов по этому тракту по несколько штук в день проходит, кто-то да должен знать Тарагата, он человек, судя по всему, заметный. Ладно, давай так. Отсидимся поглубже в лесу, а после начнём расспрашивать. Других-то вариантов у нас всё равно пока нет. — Тшера вздохнула, а потом рассмеялась: — И стоило нам сегодня так гнать кавьялов ради ночи в тёплой постели! В результате постелью всё равно послужит лесной мох.

Они остановились в глубине леса, на маленькой полянке, по краю которой бежал в овраг ручей. Костёр разводить, конечно, не стали и кавьялов, отужинавших в кавьяльне, на охоту не отпустили, привязали к дереву не рассёдлывая — на случай, если придётся бежать.

— Поспи, я первый подежурю, — предложил Верд и Тшера возражать не стала: всё равно у него долгое молитвенное правило, но и в моменты внутреннего сосредоточения он, как она успела заметить, бдительности не теряет.

Поплотнее закутавшись в плащ-мантию, Тшера устроилась прямо на земле, за спиной у коленопреклонённого Верда, и сон сморил её сразу же. Проснулась она от всхрапа Ржави. Уже занимался рассвет, и Тшера хотела возмутиться, что Верд так и не разбудил её на стражу, но он всё ещё не закончил своих молитв.

— Ты сегодня долго. — Она приподнялась на локте.

— Я сегодня убил.

— Уже вчера, — сказала и тут же пожалела: прозвучало насмешкой.

«А ведь это для него действительно важно».

Она долго молчала, глядя ему в спину, и множество слов, не желавших складываться в уместные фразы, вертелось на языке, а на губах горчил пряным медовым отваром вкус его поцелуя.

— Прости, — наконец сказала она.

— За что?

— Ты убил из-за меня. Вообще всё это — из-за меня.

Верд покачал головой.

— Из-за принятого мною решения. И цепи предыдущих, которые к нему привели. Мне и отмаливать. — Он оглянулся на неё через плечо и улыбнулся своей призрачной улыбкой.

«Или всё-таки почудилось?..»

— Но ты можешь помолиться со мной. Поможет прогнать воющих на сердце веросерков, — и протянул ей руку.