Отблески солнца на остром клинке

— Тогда тем более не стоит полагаться лишь на один ум, особенно в вопросах, касающихся многих. Просить совета, просить помощи у тех, кто может их дать — это не слабость и не глупость. Слабость и глупость этого не сделать, позволив себе в одиночку решать чужие судьбы, вмешиваться в которые ты не имеешь права, пусть и считаешь это вмешательство верным.

«Имеешь, Шерай, имеешь! Не сомневайся, ведь ты всё ещё идёшь за мной, а я одним взмахом Йамаранов решил судьбу самого цероса!»

«И что из этого вышло, Астервейг? Я лучше руки себе отгрызу, чем пойду твоей дорогой!»

«Значит, готова довериться скетхам?»

«Нет».

«Тогда что?»

«Не твоего ума дело!»

«Но мой ум — лишь порождение твоего, Шерай, и если у тебя нет ответов для меня, то их нет и для самой себя…»

— Ты действительно придирчивый и скучный, Верд, — она слегка улыбнулась. — Но ты верно сказал: я не имею права вмешиваться в чужие судьбы. И не всегда это вмешательство нужно. Но порой оно необходимо. Порой кто-то должен это сделать. И сила не в том, чтобы переложить решение на других. Сила в том, чтобы избавить остальных от этого решения — и его последствий — и нести его тяжесть самому. Правосудие не свершится, если все будут перекладывать его исполнение друг на друга.

Верд отпустил её запястье, которое всё ещё держал — скорее просто прикасался, чем удерживал.

— Ты думаешь, что это — правосудие? И последствия настигают только того, кто принимает решения?

— Мы сейчас сплетаем судьбы всей страны, Верд, — Тшера поднялась на ноги, — меняем чуть ли не вечные религиозные устои. Смешно на этом фоне столько внимания посвящать единственной жизни. Если она опасна для остальных — значит, нечего раздумывать. А она — опасна, и кто-то должен решить и сделать это.

— Как сделал Астервейг, решив, что жизнь Найрима опасна для Гриалии? — сказал Верд ей в спину, уже когда она отворила дверь. — Каждая жизнь важна, Тшера. Первовечный никого не приводит в Бытие просто так,

— Я и не говорю, что Вегдаш зря землю топтал, — посмотрела она на него через плечо. — Он сделал очень многое. И ещё приведёт к власти законного цероса.

— Он дважды тебя спас…

— И я убью его, уж поверь, не из злости.

«А потому, что так будет лучше для всех. Видишь, как мы похожи? Умница, Шерай. Одобряю».

«Но сперва Вегдаш убьёт тебя, Астервейг! А может, ещё и ублюдка Тарагата».

22. Несхожесть

Тарагат сидел через стол, из последних сил удерживая на лице подслащенную рассеянно-томным взглядом южную безмятежность, но уголки благосклонной улыбки подрагивали, как подрагивали и унизанные золотом да каменьями изящные сильные пальцы, сжимая кубок с вином крепче необходимого. Но складывалось ощущение, что причиной тому была не Тшера, сверлящая его взглядом. Во всяком случае — не только она.

«Словно сангир ему ещё меньше меня нравится».

Обед давно закончился, Вегдаш отослал Найрима к себе, но остальные остались за столом: Тшера, Верд, Тарагат, тот самый Вассал, которого они видели из окна на фехтовальной площадке, и ещё один воин — помоложе и, видимо, такой же не прошедший итоговых испытаний ученик Вассальства, как Дешрайят, — и тоже со скимитарами. Пока не столько обсуждали план, сколько посвящали в него Тшеру и Верда.

— Из Хисарета выдвинулись сборщики податей. — Вегдаш расстелил на столе карту Гриалии. — Здесь, здесь и здесь, — ткнул пальцем в несколько городов, — они налога не соберут. — Вот тут, — обозначил ещё несколько, — тоже — мои люди там поднажмут и расшевелят народное недовольство до нужного размаха.

— А если нет? — поинтересовалась Тшера. Из присутствующих только она и Верд не притрагивались к вину, — возможно, именно поэтому они выглядели напряжённей остальных.

Вегдаш снисходительно хмыкнул:

— Если нет, их схватят как мятежников, и они об этом знают.

— Не боишься, что сдадут тебя с потрохами?

— Ты знаешь меня, Тшера, знаешь дольше десяти лет. Неужели думаешь, что я себя не обезопасил?

«И правда».

— Как мы видим, — Вегдаш откинул с лица посверкивающие серебром пряди и выпрямился над картой, — территории довольно большие, одного вассальского отряда, чтобы решить вопрос до зимы, не хватит. Астервейгу придётся послать бо́льшую часть — почти всех, в ком он уверен, — и в твердыне останутся те из Вассалов, которые не слишком довольны нынешним церосом, хоть и продолжают исправно ему служить. Среди них есть мои люди, и они, разумеется, нагнетают нужные настроения.

— И для переворота их будет достаточно? — недоверчиво изогнула бровь Тшера.

— Будем действовать Астервейговым методом. Но нам проще: он держит Вассалов в твердыне — раз; и у него гораздо меньше прислужников, чем у его предшественника — два. Тем из Вассалов, кто верен мне, не потребуется повод проникнуть в твердыню цероса — они и так там. Однажды ночью, уже очень скоро, они откроют нам ворота твердыни, поднимут против Астервейга оставшихся и перережут тех, кто встанет на их — нашем — пути.

«Заведи в рукаве нож, на случай…».

— А Астервейг?