Отблески солнца на остром клинке

Верд уже отсёк длинные пряди на висках, и они белым золотом сверкали на грязном полу в отблесках пляшущего в светильнике пламени, но сами виски ещё не обрил. Она подошла, молча перехватила его ладонь, мягко забрала у него нож, и он позволил. Послушный её руке, опустился на единственный в комнате хлипкий табурет. Она положила ладонь на его обнажённое плечо, перекинула ногу через его колени, и медленно-медленно, с мучительной осторожностью села на него верхом. На коротком лезвии ножа танцевали отблески огня. В глазах Верда вспыхивали и гасли золотые звёзды. Тшера чуть наклонила его голову набок и провела лезвием по коже, сбривая остриженные волосы. В узкой безволосой полоске открылся завиток ритуального рисунка. Тшера вздохнула — жадно, прерывисто — как будто всё это время она не дышала. Почувствовала, что ладони Верда легли ей на талию, бережно обняли спину. И вновь осторожно провела лезвием, шаг за шагом освобождая спрятанную татуировку сначала на одном виске, потом на втором.

Закончив, мягко ему улыбнулась.

— Теперь дело за плетением, а плести я, кроме обычной косы, ничего не умею…

Она встала с его колен, но Верд потянул её обратно, усадил спиной к себе и распустил завязанный на затылке узел. Разобрал волосы и пальцами, за неимением под рукой гребня, их расчесал — нежнее и дольше необходимого. А потом, прядь за прядью, от темени до самых кончиков, заплёл тугую косу, которую обычно называли «рыбьим хвостом» — похожую на ту, что плели скетхи, но словно вывернутую наизнанку.

«А себе, видно, заплетёт обычную пятипрядную, как носят скетхи».

Так и вышло. И со своей косой Верд управился гораздо скорее, чем с её.

«Это плетение наверняка что-то да значит. Что-то значит и как-то нас связывает…»

Вернувшись в свою комнату, она какое-то время стояла, прижавшись спиной к двери, в кромешной темноте, в полнейшей тишине. Из-за стены, за которой находилась комната Верда, не доносилось ни звука.

«Наверняка молится перед сном… и завтрашним боем».

И тут она неожиданно для себя, не зная ни как нужно молиться, ни что конкретно хочет сказать, опустилась на колени — и мысли сами собой полились неудержимым потоком.

«Владыка Первовечный, властитель всего сущего, наполняющий своим сиянием всё живое! Заступи его своим светом и сохрани на всех путях его от бед и козней Неименуемого, упрочь арух, укрепи сердце, просвети ум, приумножь силы. Утверди его на избранном пути Завета твоего, да исполнит он служение своё и прославит в нём твою благодать! Да обретёт счастье в своём предназначении и невредим послужит тебе и твоему помазаннику в Бытии ещё долгие годы! Сохрани его, всемилостивый Первовечный, ведь ты любишь его не меньше, чем я…»

* * *

На следующий день до твердыни они шли пешком, уже после захода солнца. Задние ворота неслышно отворились, едва Вегдаш занёс руку постучать — их ждали. Четверо Вассалов молча провели их задним двором, обменялись с Вегдашем кивками, расстегнули плащ-мантии, чтобы в нужный момент быстрее добраться до оружия, и с близкого расстояния Тшера разглядела, что в ножнах у них отнюдь не Йамараны. Скимитары. Тоже с темляками и с очень похожими на йамаранские рукоятями — не приглядываясь, и не заметишь. На ней самой была пустая перевязь — Йамаран она оставила в укрытии, но в рукава спрятала по прямому недлинному клинку — и по ножу за каждым голенищем, как и договаривались. Вегдаш, глядя на неё, улыбнулся — одними лишь глазами, лицо его оставалось сосредоточенным. Верд за его плечом чуть склонил голову: «Да сохранит тебя Первовечный на всех путях твоих». Тшера развернулась лицом к дверям цитадели, и двое Вассалов из четырёх стиснули её предплечья, а ещё двое встали за её спиной.

Вегдаш задержал их жестом и встал лицом к лицу с Тшерой.

— Извини, но так он не поверит, — и молниеносно ударил её тыльной стороной раскрытой ладони по лицу. Удар оказался настолько силён, что Тшера, пожалуй, упала бы, не держи её Вассалы. Верд дёрнулся, но приказ в холодном взгляде Вегдаша остановил его. Тшера сплюнула кровь — перстни сангира разбили ей губы.

— Теперь сойдёт? — хмуро спросила она.

— Вполне, согласился Вегдаш, отступая с дороги.

— Ты хоть сопротивлялась бы, что ли, — посоветовал ей уже в коридорах твердыни один из Вассалов.

— Напоследок порадовать Астервейга истерикой и потерей последнего достоинства? — хмыкнула она. — Нет уж. Попадись я ему на самом деле — тоже бы не стала.

— Твоё дело, — пожал плечами Вассал. Все четверо сопровождающих были в полном снаряжении, включая полумаски, которые сейчас уж мало кто из Вассалов носил, разве что на Осеннем Отборе, и Тшера по одним лишь глазам не смогла узнать никого из них, но голос этого звучал знакомо.

«Кто-то из старших, лет под пятьдесят. Не удивительно, что он остался верен церосу, хоть и вынужден служить Астервейгу».

Шли они долго — от задней двери поднимались путаными коридорами в зал для торжеств — тот самый, в котором Астервейг обезглавил Найрима.

— Что, недоцерос теперь исключительно в торжественной обстановке принимает, кабинет ему уж тесен?