Отблески солнца на остром клинке

— Зря смеёшься, Тшера, — любезно ответил ей Вегдаш. — Главное дело мы сделаем без лишних фейерверков, но народ верит только тому, что производит впечатление. Только так можно заставить людей сначала смотреть на тебя, потом тебя слушать, а затем — и верить тебе. Представь, если церос по крови появится перед народом… в этом. — Вегдаш повёл рукой в сторону Найрима, одетого не изысканнее Верда, разве что мальчик был в сапогах. — А сопровождать его, помазанника Первовечного в Бытии, будут босой парень в обносках и Вассал с небрежным узлом из косы, в штопаной-перештопаной мантии и едва не до дыр сношенной обуви. Простите, друзья, но в таком виде нас примут за бродячих артистов, слишком неудачливых в своём ремесле. Благо на главной площади такие появляются чаще церосов по крови…

Тшера поджала губы, но спорить не стала — Вегдаш, как всегда, по-своему прав.

«И сам весь серебром расшит, стриженым мехом оторочен, и сапоги начищены так, будто он с них ест».

Выехали под вечер. Вчетвером, чтобы не привлекать ненужного внимания. Каждому Вегдаш выдал по просторному дорожному плащу до пят с глубоким капюшоном, под которым сам он скрывал свою личность, Найрим — схожесть с отцом, Тшера — принадлежность к Вассалам, а Верд просто не выделялся на их фоне. С этой же целью сангир заставил его надеть сапоги, и теперь Тшера молча сочувствовала тем неудобствам, которые с непривычки приходилось переживать Верду, хоть по его виду и нельзя было догадаться, что его что-то беспокоит. Но она уже не только ощущала его в бою, как Йамаран, но и просто по-человечески улавливала некоторые отголоски его чувств, и для этого вовсе не обязательно было смотреть ему в глаза или находиться плечом к плечу.

Почти всё время они проводили в седле, останавливаясь на краткий отдых, сон и еду лишь единожды в сутки. Избегали больших дорог, ночевали под открытым небом или на захолустных, Первовечным забытых постоялых дворах. Тшера видела, что у Вегдаша весь путь спланирован и просчитан: видать, сам проделал его не один раз, чтобы изучить и предусмотреть вероятные сложности. Возможно, именно благодаря его предусмотрительности никаких препятствий и затруднений в дороге они не встретили и поздним вечером, в тот момент, когда стража меняется и не слишком внимательна к верховым путникам, досматривает лишь повозки, въехали в ворота Хисарета. В одном из боковых вонючих переулков на окраине города их ждал дом — давно нежилой, судя по трухлявым доскам и ржавым гвоздям, которыми были заколочены окна. Внутри пахло пылью, сырой ветошью и плесенью, с потолочных балок гобеленами свисала паутина, но полы оказались выметены, пусть и не слишком чисто, а в тесных тёмных комнатках на кривых лавках, наскоро сколоченных из досок, лежали приготовленные свёрнутые одеяла.

— Н-да, без рвения Тарагат поработал, — хмыкнула Тшера, зажигая треснутый светильник — весь жирный, пыльный и прокопчённый, но заправленный свежим маслом. — Самое место для цероса по крови…

— Это не его работа, — хмуро отозвался Вегдаш. — Кириа брезгует ночевать в таких трущобах? — саркастически изогнул бровь.

— Кириа и не в таких ночевала.

— Как и будущий церос.

Найрим же ничего не сказал, только с чуть заметной в уголках рта улыбкой прошёл между них и закрыл за собой дверь одной из комнат — самой маленькой и грязной, как показалось Тшере.

«Опередил Верда, иначе самую плохонькую тот выбрал бы себе», — мысленно улыбнулась она.

Спустя недолгое время в хижину заявился Тарагат, принёс защитные кожаные жилеты и наручи для Тшеры, Верда и Вегдаша.

— Завтра нам пригодятся, — пояснил Вегдаш. — И нужно сделать кое-что ещё, — он перевёл взгляд с жилетов на Верда. — Твои татуировки должны быть видны. И волосы… Нужно что-то сделать. Носить их вольно уж не годится. По тебе будут мерить будущих Йамаранов во плоти, на тебя, как на первого, будут равняться. Выбери плетение, если не хочешь обрезать. — Верд кивнул, и Вегдаш перевёл взгляд на Тшеру, снисходительно ей улыбнувшись. — Завтра ты можешь идти непричёсанной, но как только мы захватим твердыню, изволь выглядеть так, чтобы никому из нас не было стыдно стоять рядом с тобой на главной площади.

— А ничего, что я к тому времени наверняка перемажусь в чужой крови? Как, впрочем, и вы с Вердом, — ядовито ответила она.

— За это не переживай. Тарагат позаботился о наших одеяниях: не только защитных, но и торжественных. Переоденешься.

Она вошла не постучавшись. Потому что стоило постучаться — даже тихонько — о том, что она пошла к нему, узнал бы весь дом.