Отблески солнца на остром клинке

«А если он сбежал? — размышлял Ярдис. — Это очень, очень плохо. Это, наверное, и есть беда…» Но почему-то при мыли о побеге его сердце не холодело от ужаса, а начинало биться чуть сильнее обычного: оно не верило в то, что твёрдо знал разум: побег из брастеона — хуже смерти.

Если Каннам не сбежал, то тогда что? Пытался и не преуспел? Пойман и теперь наказан? Сидит в глубоком колодце уединения, из которого видно только кружок неба размером с монету, один пред взором Первовечного, и размышляет о содеянном? Если так, то завтра он должен вернуться. В крайнем случае, через три дня — это самый долгий срок наказания в колодце уединения — и то если скетх не желает признавать свои ошибки и возносить Первовечному молитвы о прощении и клятвы об исправлении. Но отсутствие Римара ещё более странно, ведь он из них самый верный и старательный…

Ярдис плотнее смежил веки, пытаясь перевести мысли на молитву, но те всё равно блуждали где-то далеко. Нужно набраться терпения, и он всё узнает. Не далее, чем через три дня правда откроется, нужно просто подождать, а пока успокоить мятущийся ум молитвой. Вот только как — если эти метания так сильны, что на молитве не сосредоточишься?

Ярдис прождал три дня, но ничего не изменилось. Всё в брастеоне шло своим чередом, только Каннам и Римар так и не появились. Один из наставников упомянул, что юноши заболели и пока им лучше побыть взаперти, чтобы не разнести заразу по всему брастеону. Такое в Варнармуре случалось, хоть и очень редко; для остальных этого объяснения хватило. Но не для Ярдиса. В конце концов, на пятую ночь он, не в силах заснуть после отбоя, спустился к кабинету отца наирея. Решил: если тот ещё не спит, то наверняка будет там, и тогда Ярдис попросит позволения задать ему свои вопросы. Если отца наирея в кабинете уже нет, то в его келье Ярдис, конечно же, не станет его беспокоить, и вопросы придётся отложить до следующего вечера.

Прежде чем постучать в дверь, Ярдис прислушался. Отец наирей был там, и не один: из кабинета доносились голоса. Ясно, он занят, сейчас не время. Ярдис хотел уже уйти, как вдруг услышал знакомое имя и прижался ухом к дверной щели раньше, чем успел сообразить, что он сейчас делает.

— Арух брата Каннама очень сильный, — отвечал голос старшего наставника. — Очень сильный, отец наирей. И сангир из него выйдет опаснейший. Самое страшное — то, что Каннам не желает быть скетхом. Он дни напролёт проводит во внетелесных путешествиях, и эти путешествия явно не невинны. Он учится, он тренирует свой арух, и мы не можем ему воспрепятствовать. А очень скоро не сможем его контролировать.

Повисла пауза.

— Ты полагаешь, брат Сойр, что мальчик для нас слишком опасен? — спросил голос отца наирея.

— Я полагаю, что он из тех сангиров, которые смогут не только временно подселять свой арух в чужое тело, но и однажды завладеть этим телом безраздельно, вытеснив из него амрану. И нам с наставнической братией кажется, что увечье лишь укрепило его арух. И укрепило во зле его ум. Все наши усилия, все разговоры — тщетны. Он лишь больше озлобляется.

— Мы можем попробовать что-то ещё, пока не потеряли его окончательно?

— Боюсь, отец наирей, — это уже голос другого наставника, — мы его уже потеряли. Он укрепился в намерении следовать путём сангира. Сейчас мы можем только пытаться сдерживать его. Но скоро не сможем и этого.

— А если вернуть его в семью? — вновь заговорил брат Сойр. — Возможно, это сможет смягчить его.

— У него не осталось семьи, — возразил отец наирей. — Мать почила, отец спился. Даже не будь он сангиром, никто из посторонних вне Варнармура не стал бы ухаживать за калекой — недоученным амарганом, это слишком опасно. Все знают, чем может закончить тот амарган, который не выучен контролировать свой арух. У нас же, как вы понимаете, сангир: случай ещё более серьёзный.

Кто-то тяжко вздохнул, судя по силе вздоха — возможно, все разом.

— Мы должны превоплотить его, — упавшим голосом сказал брат Сойр. — Другого выхода нет.

— Превоплотить необученного амаргана в Йамаран? Ты бредишь, брат! — возмутился второй наставник.

— Брат Сойр говорит не о Йамаране, — задумчиво ответил отец наирей. — Тот же ритуал, то же снадобье, связывающее арух, чтобы он не мог покинуть тело самостоятельно или истаять при извлечении, те же действия превоплощающего. Вот только молитвы читаются другие, и арух направляется не в клинок, а в живое дерево, проходит от его корней к ветвям — и чрез листья, как сквозь сито, мельчайшими частицами переходит из Бытия в Небытие, сливаясь со светом Первовечного.

— Как красиво вы описали убийство. — Ярдис едва расслышал голос второго наставника, настолько он стал тих.