Отблески солнца на остром клинке

— Чего не спите? — спросила Тшера, когда все взгляды впились в неё с немым вопросом. — С Драконом вашим, — «с ящерицей теперь уж», — я договорилась, девок завтра отпустят, больше никого не тронут, харратов гонять продолжат. А вы им за харратов — дань, на какую изначально уговаривались, без лишнего, — и, не дожидаясь ответа, пошла к лестнице на второй этаж.

На третьей ступеньке её настиг букет разнообразных звуков: от облегчённого оханья до победного кряканья, а у дверей в комнату догнал Биарий, всё так же прижимавший к себе Йамараны, скользнул за ней в дверь — Тшера не переставала удивляться, как такому огромному парню удаётся просочиться в любой узкий ход, не прилагая к этому особых усилий. Когда дверь закрылась, он протянул ей клинки.

— Ай, у тебя кровь. Ты ранена? — спросил, тревожно оглядывая Тшеру.

— Она не моя.

Тшера вздохнула с усталостью и лёгкой досадой — расспросов не хотелось, да и не нужно знать кому-то, кроме йотаров, каким образом они с Драконом «уговорились». Биарий её настроение уловил, но всё равно оглядел её ещё раз, придирчиво-внимательно, смешно насупив белёсые брови, будто доискивался, точно ли с ней всё в порядке? Точно-точно?

— Иди уже спать, Бир, скоро рассвет, не до болтовни, — сказала Тшера. Заметив, как он пригорюнился, окликнула у самых дверей: — Я привела тебе кавьяла.

Тот расцвёл улыбкой, словно ребёнок, получивший праздничный леденец, но спохватился:

— Ай, как же Орешек? Если я теперь поеду на кавьяле, вдруг Орешек обидится?

«Орешек весит меньше тебя, кавьялу он обрадуется».

— Орешек потрусит следом, привяжешь его повод к седлу, — как могла мягко ответила Тшера. Бир ответом остался доволен и вышел из комнаты.

Она стащила с себя заляпанную кровью Драконову рубаху и «свадебные» полупрозрачные шаровары, комом швырнула провонявшую йотарским домом одежду в угол и нагая рухнула на мягкую свежую постель.

«Вот бы сейчас ещё горячую ван…», — проползла ленивая мысль, но конец её затерялся в дремотном сумраке.

— Эр!

Что-то бухнуло, ойкнуло, грохнуло, вновь ойкнуло, ещё раз грохнуло, опять бухнуло и раздалось уже приглушённое:

— Просыпайся! Ай, там такие новости сказывают!

Тшера приоткрыла один глаз, упёрлась взглядом в закрытую дверь и таз для умывания, свороченный на пол вместе с кривоногой подставкой.

«Вбежал, бахнул дверью, смутился, рванулся назад, сшиб таз, запнулся о него, захлопнул дверь с той стороны».

Тшера села в кровати, натянула одеяло до ключиц.

— Заходи, Бир. А впредь — стучись.

«Мне-то — что с гуся вода, а ты конфузишься, аж мебель ломается».

С той стороны двери неуверенно постучали. Тшера закатила глаза к потолку.

— Стучать лучше прежде, чем врываться, а не после. Теперь уж входи.

«Совсем смешался. Голых девок не видел?»

— А ты одета?

«Похоже, не видел».

— Я в одеяле. Что там у тебя?

Дверь робко приоткрылась, в щёлку заглянул круглый глаз под удивлённой белёсой бровью.

— Ай, одевайся и спускайся скорей в трапезную, там торговцы приехали, и такой испуг с ними по дороге приключился! — с чувством зашептал Бир в щёлочку. — Тебе для умывания полить?

— Нет. Но кувшин принеси. Я пока оденусь.

Бир мелко закивал и, притворив дверь, поскрипел лестничными ступенями вниз, за водой. Тшера запустила пальцы в спутанные волосы.

— И гребень, Бир! — крикнула она.

Удаляющийся скрип лестницы прервался на миг и возобновился ещё бодрее.

«Услышал, кивнул и пошёл исполнять».

Приведя себя в порядок, Тшера спустилась в трапезную и застала там всё те же лица, что и ночью, с небольшим пополнением: высокий чернобровый мужчина лет тридцати пяти — по виду небогатый купец, два парня, похожих на него, словно ягоды с одного куста, и заросший, разбойничьего вида мужик. Все, кроме последнего, глядели встревоженно и даже напуганно, только заросший мужик глаз на Тшеру не поднял, хмурился и шумно сопел, ковыряя ножом под ногтями.

«Нервничает».

Хозяйка накрыла завтрак и, представив гостей, сделала купцу знак глазами: мол, рассказывай! Тот сел напротив Тшеры и, беспокойно сплетая и расплетая длинные пальцы, начал сбивчиво объяснять, что ездят-де они в Талунь каждый год — закупают здешнее яблочное вино на продажу. Он, два его сына и два наёмных охранника… (На этом месте заросший мужик — один из наёмников — как-то странно то ли всхрапнул, то ли рыкнул, но головы не поднял и завешенного кудрявым сальным чубом взгляда от своих ногтей не оторвал). Вчера, продолжал купец, они думали успеть в Талунь к ночи, но сломалась колёсная ось, пришлось остановиться на ремонт, а потом и заночевать в лесу. И вечером, когда уж стемнело, пошёл второй их наёмник («справный мужик, дело знает») от костра до ветру, а спустя время ка-а-ак заорёт!

— Что это был за вопль, кириа, и в пасти звериной так не вопят! — качал головой бледный, без кровинки в тонких губах, купец.

Все переполошились, кинулись искать наёмника, звать его, а он не отвечает, лишь горланит на одной хриплой ноте. На голос вышли…