Отблески солнца на остром клинке

— Да сопричтёт Первовечный его амрану к свету своему в Небытии! — тихо произнёс гривастый, соединив пальцы в молитвенном жесте.

Тшера вздохнула, склонила голову к плечу, беззастенчиво разглядывая незнакомца. Подушечки её пальцев тихо выбивали на столешнице медленный ритм. Лёгкое томление, зародившееся внизу живота, когда гривастый только подошёл и заговорил, развеялось, спугнутое то ли мыслями о Виритае, то ли отсутствием даже малейшего интереса к ней со стороны незнакомца.

— Ты выглядишь озадаченной, кириа. Могу я чем-то помочь?

И вновь никакого заигрывания — лишь дружелюбная учтивость.

Тшера медленно кивнула.

— У меня заплачено за хорошую комнату здесь, недалеко. Вот, думаю: одной мне возвращаться на её широкое ложе или с тобой. И обижу ли тебя, если позову после того, как заплатила факельщику.

Гривастый улыбнулся — обаятельно и чуть смущённо, отвёл глаза, но лишь на миг.

— Не обижусь, кириа. Но и с тобой не пойду, — просто, без всякого лукавства ответил он.

— Что, не хороша для тебя? — вяло подначила его Тшера. — Или ты для Вассала скудострастен?

Парень вновь улыбнулся — светло и по-доброму.

— Ты очень красива, кириа. Нехороши обстоятельства.

Он поднялся из-за стола, склонился, накрыв её ладонь своей. Рука его оказалась горячей и немного шершавой от оставленных глефой старых мозолей.

— Да сохранит тебя Первовечный на всех путях твоих, — тихо сказал он, глядя ей в глаза, и вышел из кабака.

Тшера вновь вздохнула, побарабанила пальцами по столу. Было чуть досадно, но больше почему-то тепло и мирно, как будто глубоко засевшую, уже нагноившуюся тоску гривастый облегчил одной лишь доброй улыбкой и участливым взглядом, даже любовных утех не понадобилось.

«Но это ненадолго, совсем ненадолго…»

Тшера выбила докуренную трубку.

Когда она вышла из кабака в темноту грязного переулка, её кто-то окликнул. Приглядевшись, Тшера узнала факельщика.

— Твоя монета, кириа, фальшива, — сказал он, держа щепотью у лица блестевший в лунном свете серебряный кругляш.

— Быть такого не может, — не поверила Тшера.

— А ты посмотри, что за надпись на ней выгравирована!

Факельщик вразвалочку подошёл к Тшере, демонстрируя ей монету. В такой темноте сложно было что-то разглядеть, тем более — такое мелкое.

— Видишь? — спросил он. — Прочти! — Он поднёс монету ближе к её глазам, а потом вдруг раскрыл щепоть и дунул. Мельчайшая едкая пыль обожгла её лицо, где-то под ногами звякнула упавшая на камни монета. Тшера отшатнулась и выхватила Йамараны, но факельщик исчез. Она обвела взглядом тёмный переулок — ничего, даже только что светившей луны и слабо желтевших окон кабака.

— Хоть глаз коли, верно, тварь? — усмехнулся голос факельщика прямо перед ней.

Тшера махнула клинками, но они разрезали лишь воздух.

— Нас много, — раздался другой голос — позади неё. — И ты нас не видишь.

Её окружали шаги — человек семь, не меньше, все мужчины — молодые, ловкие и сильные. Легконогие. Наверняка хоть чем-то да вооружённые. А главное — зрячие. Она же тонула в непроглядной тьме. Тьма заполняла незнакомый ей переулок, тьма скрывала луну и звёзды, тьма теснила её грудь, поднималась к горлу удушающей горечью, сжимала её голову в тисках, вязкой жижей шла носом и текла из глаз и ушей. Как тогда, на итоговом испытании, когда её отравил Астервейг, а вокруг рычали голодные гиелаки. Только сейчас вместо зверей были люди.

— Что вам нужно?! — выкрикнула Тшера сквозь забившую горло тьму — во тьму внешнюю, и голос показался ей чужим: плаксивым, не таким хриплым, как её настоящий.

— Месть за брата, — ответил кто-то новый, опять с другой стороны.

Тшера пыталась вслушиваться в отзвуки, ловить малейшие колебания воздуха, чтобы вычислить, где стоят противники, но грохот собственного сердца заглушал всё.

«Моя паника меня и убьёт. Это ты со мной сделал, Астервейг!»

— Какого, к Неименуемому, брата?

— Помнишь Айара? — Опять новый голос. — Ты переспала с ним в Кестреле.

— Мы помним. — И ещё один голос. — Помним, как ты поманила его с вечеру, а поутру мы нашли его у реки, исхлёстанного розгами по лицу и телу так, что плоть с костей на несколько шагов в разные стороны разлетелась! Кому ещё такие изуверства чинить, как не Чёрному Вассалу? Но мы вернём тебе каждую розгу, выхлещем тебе глаза, как ты выхлестала их Айару, расхлещем рёбра и проверим, так ли черно сердце Чёрного Вассала, как черна его мантия!

— Да вы свихнулись…

Договорить она не успела. Свистнул хлыст, замотался концом вокруг Мьёра, дёрнулся в попытке вырвать клинок из руки Тшеры, но не тут-то было — она держала крепко, а хлыст разрезался о заточенный до предельной остроты Йамаран.

«Сейчас!»