Отблески солнца на остром клинке

— Первовечный не допускает решений, противных его воле. Церос, готовый погубить страну собственной глупой прихотью, не достоин представлять его в Бытии. Вы только что видели, как Первовечный передал власть — и голову прежнего цероса — в руки своего нового помазанника, — спокойно сказал Астервейг и запустил пальцы в тёмные кудри Найрима. — Помазанника кровью.

Кто-то ахнул, когда голова цероса со звуком, похожим на смачный, слюнявый поцелуй, отделилась от шеи по тонкой, исключительно ровной линии среза и осталась в руке наставника Чёрных Вассалов. У Тшеры не хватило сил даже ахнуть — где-то внутри горла замкнулись раскалённые клещи, а ещё одни — в животе.

Тац-тац-тац — срывались с Найримовой шеи капли переспелой вишни, разбиваясь кляксами о каменный пол у его трона.

Перед глазами Тшеры поплыла тёмная хмарь. Разум отказывался верить в то, что видели её глаза, и проще было потерять зрение прямо здесь и сейчас или потерять разум, чем осознать случившееся.

Тац-тац-тац… А церос — его голова, которую наставник так и держал перед своими Вассалами за волосы на вытянутой руке — продолжал смотреть — теперь уже на них — как смотрел на Астервейга, когда протягивал ему для поцелуя свой перстень: с лёгким раздражением и досадой.

Тац-тац-тац… И досада, и раздражение в его стекленеющих глазах будто схватывались корочкой льда.

Тац-тац-тац…

Личная гвардия цероса пришла не просить его, а убить…

Астервейг отпустил голову Найрима, и она, глухо грохнув, прокатилась по полу, оставляя за собой след из тёмных брызг. Сняв с обезглавленного тела церосов перстень, надел его на свою руку и поднял её над головой, растопырив пальцы. В глубине тёмного рубина сверкнули отблески светильников, горящих возле трона.

— Отныне я, Астервейг-иссан, церос Гриалии, наместник Первовечного в Бытии, ваш отец, владыка и учитель.

Его голос звучал холодно и властно, и Тшере показалось, что от этого голоса мраморные стены покрылись сетью тонких трещин.

— Удостоверьтесь, что в твердыне не найдётся тех, кто желал бы мне зла. Арва, ты за старшего.

«…и если найдётся — вы знаете, что с ними делать».

— Ну где же ты, птенчик? Не бойся, я тебя не сразу убью, сперва приголублю.

Голос Арвы раздался совсем близко, и Тшера рванула вниз по коридору, но резко остановилась. Бесконечно убегать не получится. Ей придётся либо поднять на Арву Йамаран, либо умереть самой. А Арва, хоть и, как она, Чёрный Вассал, но для Тшеры не дороже собственной жизни.

«Хватит!»

Тяжело дыша, она стояла в полумраке коридора, сливаясь чёрным одеянием с темнотой, лишь поблёскивали клинки-перья, сжатые в опущенных руках. Глаза настороженно следили за вырастающей из-за поворота длинной тенью. Густая чёрная коса, по привычке заплетённая вольно, совсем растрепалась. Она ощутимой тяжестью лежала на плече; выбившиеся у лица пряди щекотали лоб, липли к взмокшим вискам; перехваченный истрёпанной тёмной тесёмкой кончик покачивался чуть выше колен в такт дыханию. Драться с ней неудобно, и Тшера обычно завязывала косу в узел на затылке, но кто же знал, что сегодняшним вечером ей придётся драться. Она повела плечом, и коса скользнула за спину. Растущая из-за поворота тень наползла на стену и упёрлась в потолок. На том конце коридора появился Арва. В полумраке ломаным высверком обозначились в кривой улыбке его белые зубы.

— Ну здравствуй, птенчик.

Где-то внутри собственного черепа Тшера услышала, как скрипнули её зубы.

Коридора между ними с Арвой ей хватило, чтобы взять разбег, подпрыгнуть и, оттолкнувшись ногами от стены, налететь на противника сверху. Арва попытался принять её на свои Йамараны, но те скользнули мимо, чиркнув по мантии. Тшера, пикируя сверху, врезала ему обеими ногами в грудь, но клинками тоже промахнулась: Ньед рассёк падающему Арве ухо, а Мьёр скользнул по защитному кожаному жилету под плащ-мантией. Тшера приземлилась на руки, кувырком взвилась на ноги, перехватила Йамараны, крутанув их на темляках, и вновь бросилась на едва поднявшегося Арву.

Звон Йамаранов о Йамараны резал слух непривычно высокими нотами: прозрачными, хрустальными, разрывающимися тонкими осколками, и каждый осколок входил глубоко под кожу, достигая вен. Спустя несколько секунд Тшере казалось, что теперь вместо крови по её венам текут иглы и впиваются в плоть, режут её изнутри. Арва наверняка чувствовал то же самое: виной тому клятва не поднимать Йамараны на братьев по оружию, которую приносит каждый Чёрный Вассал. Клинки сопротивлялись бою, наливались тяжестью, жгли Тшере ладони и всё сильнее отводили её руку. Такой бой может продолжаться бесконечно — они с Арвой равны в мастерстве, их собственные клинки не позволяют ранить противника, а терпеть эти жалящие осколки, пробравшиеся уже и внутрь черепа, становится невыносимо. Арва не выдержал первым, с воплем отшвырнув свои Йамараны. Тшера остановилась, быстрым движением убрала Ньеда и Мьёра в ножны на поясе; хрипло дыша, впилась взглядом в перекошенное от боли и злости лицо Арвы.

«Может, одумается?»

— Вот ведь сука! — выплюнул он и бросился на Тшеру с голыми руками.