Отблески солнца на остром клинке

Старшие Вассалы, преданные Астервейгу, следовали плану и, не наводя лишнего шума, точными и почти безболезненными движениями вырезали всех высокопоставленных персон, особо преданных Найриму-иссан. Младшие Вассалы занимались «дичью помельче» и очень быстро забыли и про план, и про тишину, и про безболезненность. Они впервые хлебнули крови, а кровь невинных пьянит сильней любого дурмана. Большинство из младших Вассалов — вчерашних учеников, так неосторожно познавших свою силу и власть, моментально обезумели от вседозволенности и безнаказанности и устроили грязную резню — загонную охоту на слуг Найрима, убивая даже тех из них, кого трогать нужды не было. Верховодил этой черноплащной сворой Арва, он же свернул шею одному из своих — первому посмевшему возразить против неоправданной жестокости. Этот миг окончательно расколол ряды младших, ещё не забывших своё жёсткое и не всегда честное соперничество на учебном плацу. Большинство поддержало Арву — из жажды власти или из страха перед ним. Остальным пришлось разбегаться и спасать собственные шкуры по одиночке — каждый был сам за себя. Этой ночью живых из твердыни не выпускали — никто не должен был разнести весть раньше времени. Эта ночь идеально подходила не только для казни прислужников прежнего цероса, но и для сведения счётов с главными своими конкурентами, поэтому упившийся чужой смертью Арва бросил свою свору пировать в их беззаконии, а сам отправился по ещё горячему следу Тшеры. Он гнал её каменными переходами, всё туже затягивая на её шее петли круто извивающегося коридора.

— Я найду тебя, птенчик! — насмешливо кричал Арва звонким, слишком юным для его двадцати лет голосом. — Найду и ощиплю твои пёрышки, чтобы не повадно было так высоко взлетать! Боишься меня, птенчик? Ты где-то рядом, я чую жар твоего страха. Выходи, я всё равно тебя найду раньше, чем ты найдёшь защиту у кого-то из старших! Мы внизу, а все старшие Вассалы — в верхних залах!

Тшера, прильнув спиной к неровной стене, бесшумно глотала полуподвальный воздух, пытаясь отдышаться. Она не боялась Арву, но знала, что живой её этот садист не отпустит, а поднять Йамаран на одного из своих, пусть и гниду, не могла, как не смогла поднять и на невинного церосова прислужника. И дело даже не в клятвах. Оставалось лишь убегать, петляя коридорами, бесконечными и запутанными, как система кровотока.

Астервейг сказал, что церос Найрим-иссан задумал ересь. Сказал, что все Вассалы во главе со своим наставником должны предстать пред церосом и обозначить своё несогласие с его волей отменить Йамараны. Если он не хочет слушать своих таинников, то послушать свою армию он должен, иначе останется без защиты, когда вести о его еретическом решении дойдут до крестьян и горожан, истово блюдущих заветы Первовечного. Если церос их не послушает, сами Вассалы останутся не у дел — это не прозвучало, но все поняли: без Йамаранов в Чёрном Братстве рано или поздно не останется смысла, все станут обычными бревитами.

— Истинное мужество — это не только защита своей страны от иноземных находников, — говорил Астервейг. — Истинное мужество — защита страны и от неразумных решений её правителя!

Найрим-иссан принял Астервейга и часть своих — его! — Вассалов поздно вечером в зале для торжеств. Он не знал, что остальная его гвардия не просто осталась ждать у ворот твердыни, а перекрыла все её входы и отрезала возможность сбежать или позвать на помощь тем, кто оказался в ней заперт. Тем временем Астервейг сотрясал холодный мрамор зала для торжеств впечатляющей речью о возможных последствиях церосова решения и о том, что отмена ритуала Превоплощения повлечёт за собой неминуемый крах религии, власти и в конце концов — Гриалии. На его последний, пропитанный пламенной мольбой вопрос, не отступится ли Найрим-иссан от этого пагубного решения, церос ответил твёрдо: не отступится, и опасения Астервейга по поводу краха — безосновательны.

— Это моя воля, не пустой каприз, а продуманный шаг, и вы, как и весь народ Гриалии, должны принять её, как волю Первовечного. — Найрим-иссан протянул Астервейгу руку, чтобы тот поцеловал его перстень в знак согласия и повиновения.

Астервейг шагнул ближе к протянутой руке.

— Но если на ваше решение нет воли Первовечного, он же не допустит его исполнения? — вкрадчиво спросил он.

Найрим устало приподнял уголки губ в выхолощенной улыбке.

— Безусловно, наставник. Первовечный не допускает решений, противных его воле, но в нашем случае он не воспрепятствовал — уже завтра новый закон зачитают на главной площади Хисарета.

Астервейг слегка поклонился. Молниеносное движение его рук, выхвативших Йамараны, смогли отследить только Вассалы, и то не все. Он быстрым широким жестом скрестил руки, навстречь взмахнув клинками, и сразу убрал Йамараны в ножны.