Отбой!

Мы идем к мосту; уже видны перила. Тишина. Только сейчас я чувствую, как прекрасна снежная ночь, усыпанная золотом звезд, будто риза св. Николая. Городок Глоговец — это праздничный подарок тебе, республика. Наш подарок.

— Как-то там парнишка? — вспомнил Эмануэль.

На снегу пляска человеческих теней. Навстречу нам крадется какой-то отряд. Мы припадаем к земле, щелкая еще горячими затворами, и слышим голос Боздеха:

— Ложись! К стрельбе изготовсь!

Еще немного, и наши группы перестреляли бы друг друга.

Мы объединяемся под общей командой Боздеха. Он снял с нас бремя ответственности, — куда легче и спокойнее выполнять приказания.

Подходим к замку.

— Сдавайтесь! Отворите… В последний раз говорю вам, сдавайтесь!

Ничто не шелохнулось в замке. Только с балкона срывается клочок снега и беззвучно падает вниз.

Боздех снова демонстрирует свое актерское искусство, он почти декламирует, пуская в ход весь богатый регистр своего голоса, но ведь венгры все равно не понимают по-чешски, как он ни усердствуй.

— Не откроете, враги чехословацкой дружбы? — Он швыряет к дверям гранату. Мы припадаем к земле. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять…

Граната не взорвалась. Да и как ей взорваться, если опьяненный победами Боздех не выдернул предохранителя.

Кнеборт подползает к гранате и показывает ее ребятам. «Чистая работа»… Срам!

Десять гранат летят к стенам замка; каждому бойцу охота утереть нос командиру!

Хорошо, что мы залегли на приличном расстоянии. Из окон каскадами сыплются стекла, этаж за этажом. Из замка вылезает бледный кастелян с седой бородой.

— Brave Soldaten…[168] — Его голос дрожит, старик трясется всем телом. — Ja, brave Soldaten…

Он один во всем замке.

Через минуту большинство из нас уже сидит в его теплой комнатке. Старик приносит из погреба токайское вино. Он уже не дрожит от страха.

В пять часов утра Вытвар с группой ребят тоже проникает к замку другой дорогой и расставляет свои караулы. Неожиданно где-то совсем рядом защелкал пулемет. У капрала Шпачека пуля выбила кружку из рук.

Мы обыскали все соседние дома, но ничего не нашли, хотя пулемет должен был быть где-то рядом, не больше чем в ста пятидесяти шагах. Он точно провалился сквозь землю. Не удалось нам ничего узнать и о раненом мальчике — где он, кто за ним ухаживает.

Испуганные старухи словачки угощали нас, предлагали выпить чего-нибудь горячего. Их мужья, отцы, братья и сыновья ушли от венгров в леса, дома остались только женщины.

Перестрелка не утихает всю ночь. Не боясь выстрелов, женщины все время носят нам горячий чай. Венгры стреляют и по ним.

Два дня и две ночи мы несем патрульную службу за городом. Никто не заботится о том, чтобы сменить нас. Из батальона нам, правда, посылали еду, табак, и ром, но те, кому это было поручено, продавали наши порции еще по дороге. Украдены даже наши вещевые мешки с бельем и другими личными вещами, которые мы перед атакой оставили в сторожке у моста. А некоторые добровольцы уже обзавелись нижним бельем с графской монограммой.

Кнеборт, отличный стрелок, на обходе подстрелил упитанного зайца. Мастерский выстрел: пуля попала в голову. Мы подарили зайца бабушке, которая двое суток потчевала нас чаем с можжевеловым сиропом.

Наконец о нас вспомнили: на третьи сутки приходит смена. Головы у нас клонятся от усталости; чтобы не уснуть, мы трем виски снегом.

Идем отсыпаться в турецкую крепость возле знаменитой тюрьмы Леопольдова.

Говорят, что заключенные бунтовали, услышав канонаду.

Эмануэль предложил командованию просмотреть тюремные списки и выпустить заключенных. Он убеждал сделать это во имя национальной революции. Жители города уверяют, что венгры держали в тюрьме много невинных. Но офицеры отвечают с усмешкой:

— Это не наше дело, брат.

Сейчас штаб обсуждает вопрос о занятии Нитры. Выдвинуто такое предложение: девять товарищей, которые атаковали мост в Глоговце, первыми проникнут в Нитру. Батальон тем временем в боевом порядке расположится на холме. Если авангардная группа будет обстреляна, батальон бросится в атаку; если все будет благополучно, батальон спокойно войдет в город.

Эмануэль приглашен на совет. Его всегда приглашают в штаб. Офицеры поздравляют его как первого бойца, проникшего в Глоговец. Эмануэль молча поглаживает усики. Штаб осведомляется о его мнении относительно тактического плана. Эмануэль смеется и отвечает:

— Я, знаете, хочу ехать в Прагу учиться. Пустите меня, братья, не отрывайте меня от учения.

— Пожалуйста, — отвечает словоохотливый старший лейтенант Дворжачек, командир первой роты, — только обещай нам, что пришлешь взамен двух таких, как ты.

— Самого злейшего своего врага не послал бы сюда, — с оттенком грусти отвечает Пуркине.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

После трехдневного пребывания в Нитре наш батальон отбыл по направлению к Кошицам. Впереди шел Мурлыка, под его защитой мы тащились двое суток.

Новые и новые пейзажи, невиданные, живописные. Уютные долины меж горных хребтов. Дремучие леса, засыпанные снегом. Вечно изменчивый небосклон.

Только запах наших теплушек один и тот же. Проклятое наследие войны!