Опять слышен неторопливый стук колес и успокоительный голос Пуркине:
— Только не падай духом, приятель, не поддавайся унынию, это ни к чему. Будешь опять здоров и отведаешь всех радостей жизни. Уверяю тебя, это пустяк, если лечиться как следует. Пройдет в два счета.
Больной успокаивается. Можно подумать, что в словах Пуркине есть какая-то целебная сила.
Дымят бесчисленные сигареты. После двух суток медленной езды мы высаживаемся в городе Нова Вес.
Эмануэль бродит по окрестностям, собирая камешки и образчики горных пород, делает какие-то заметки в блокноте. Его уже не волнует окружающая обстановка. Впрочем, вокруг все спокойно. Совсем спокойно, нигде ни выстрела. Со дня взятия Глоговца наши винтовки не выстрелили ни разу.
Время тянется с утомительным однообразием. Добровольцы опять носят ведерки кофе в кабаки с «дамским обслуживанием». Как в Тренчине, как в Нитре, как в Жилине.
Однажды ночью была тревога. Пришло сообщение, что сюда идет поезд с неприятельским отрядом. Офицеров, по обыкновению, нигде не было видно. Эмануэль взял шестерых добровольцев — больше желающих не нашлось — и поспешил навстречу поезду. На площади они сели в фиакры, доехали до крутого поворота железнодорожного полотна, там Вытвар с несколькими товарищами уже разобрали путь. Однако они не дали поезду сойти с рельс, а с криками устремились ему навстречу. В ярком лунном свете, на фоне блестящего снега их фигуры, удлиненные вытянутыми руками и гранатами, казались огромными. Поезд остановился.
«Ура, Градчаны!»
В поезде не оказалось ни единого венгерского солдата. Ложная тревога.
Пятидневное безделье в бойком городке неожиданно вылилось в открытое возмущение. «Изменник»-капитан, горько разочарованный, вместе с «амазонками» покинул батальон.
Вот письмо Пуркине, написанное в те дни: