Последние дни он был так потрясён возвращением родителя, которого большую часть жизни считал погибшим, так занят навалившимися делами, так напряжён и растерян, что почти не вспоминал об увиденном. О том, как пальцы его избранницы ласкали в борделе отцовский член.
Что это было?
Проблемы росли снежным комом, не оставляя места праздным мыслям, и разговор откладывался. Лионель не находил свободной минутки даже для того, чтобы остановиться и осознать: Эриэл жив, его отец жив, вот — рядом, целый и невредимый, настоящий, из плоти и крови. Прочувствовать это и порадоваться.
Лучше всего его состояние описывалось словами «эмоциональная заторможенность». Был ли это шок или что-то другое, но Лионель ощущал себя деревянным истуканом с гудящим котелком вместо головы. Им с отцом столь многое надо было обсудить, но они молчали и по большей части вели себя как чужие. Неловкость, повисшая между ними ещё тогда, в той убогой комнате на втором этаже дома терпимости, разрасталась, подобно гигантской яме. И с каждым днём решиться перепрыгнуть эту пропасть становилось тяжелее.
И отец, и сын были слеплены из одного теста. Сдержанные, замкнутые, они могли бесконечно ждать друг от друга первого шага. Но время шло. Проблем, требовавших немедленного решения, становилось меньше. Вопросы и недомолвки скапливались, как гной под коркой воспалившейся раны, и необходимость откровенного разговора назрела.
Как только со всеми делами было покончено, Лионель собрался с духом.
Ему о многом надо было спросить.
Прямой, величественный, Эдриэл стоял у окна в своей спальне и деревянным гребнем расчёсывал длинные белоснежные волосы. Судя по тому, как наэлектризованные пряди тянулись к зубцам, отец занимался этим не один час. У каждого свои способы бороться со стрессом.
— Я не помешал?
— Ты не можешь помешать.
Слова напомнили Лионелю, как он толкнул бордельную дверь и застукал родителя в постели со своей невестой. Подумал ли отец о том же? По лицу Эдриэла ничего нельзя было прочесть. Он водил гребнем по волосам, распушившимся от бесконечного расчёсывания, и смотрел в точку над плечом Лионеля. Дома король-старший всегда одевался роскошно. Длинная мантия серебрилась, будто сотканная из лунного мерцания. Когда Эдриэл прошёлся по комнате, чтобы вернуть гребень на трюмо погибшей супруги, между полами мелькнули серые штаны, заправленные в сапоги до колен. Лионелю было далеко до отцовской элегантности.
— Я…
— Прошу, присаживайся.
Лионель опустился в одно из стоявших у окна кресел, но сразу поднялся. Разговор, который он собирался начать, следовало вести на ногах.
— Элада… — сказал Лионель и замолчал, не зная, как продолжить.
На помощь неожиданно пришёл отец.
— Ты участвуешь в отборе её женихов?
И снова на лице каменная маска. И тон ровный, обманчиво равнодушный. Если бы Лионель не знал эльфов, то решил бы, что их королю ни до чего нет дела. Но за показным безразличием мог бушевать ураган вселенских масштабов.
— Участвую. Элада моя истинная.
Отец тяжело сглотнул. Опустил взгляд. Потянулся и судорожно сжал спинку стула, подвинутого к трюмо. Опёрся на неё, как на костыль.
— Истинная?
Почему у него такой глухой голос?
— Ты… уверен?
— Когда Элада меня коснулась, на моей коже вспыхнули золотистые искры.
Эдриэл дрожаще выдохнул. Обычно прямая спина согнулась. Отец смотрел в пол, и мышцы на его скулах подрагивали, словно он сильнее и сильнее стискивал челюсти.
— Там, в борд… в этом доме… — Лионель покраснел. До сих пор не мог простить брошенного в сторону отца оскорбления. Шлюха. Он назвал собственного отца шлюхой. Но ведь Лионель не знал! Даже не догадывался. — Когда я вошёл в комнату. Вы с Эладой…
Перед внутренним взором снова пронеслась эта шокирующая сцена. Избранница, ублажающая другого. Не просто незнакомого мужчину — его отца. Если бы можно было стереть воспоминание, вытряхнуть, как воду, попавшую в ухо после купания в реке.
Элада и его отец. В одной постели. Тонкие девичьи пальцы на разбухшем члене.
Разом постаревший Эдриэл поднял голову. Посмотрел на сына красными, больными глазами. Под бледной, натянувшейся кожей проступили голубоватые вены.
— Я люблю её. Не знаю, почему судьба решила так над нами посмеяться, но Элада… она и моя истинная пара тоже.
Глава 41
Эдриэл
О своём опрометчивом признании он пожалел сразу же, едва увидел, каким ошеломлённым и неприязненным стало лицо сына.
Зачем он это сказал? Но слова вырвались прежде, чем Эдриэл успел подумать о последствиях.
Лионель кусал губы.
— Но у тебя уже была истинная. — Прозвучало обвинением. Сын будто вытащил из ножен клинок и воткнул Эдриэлу в сердце — так это ощущалось.
В воздухе повисло невысказанное. У тебя уже была истинная. Идеальная пара. Моя мать. Та, что подарила тебе наследника ценой собственной жизни.
Дрожащей рукой Эдриэл сжал переносицу. Снова почувствовал себя предателем, осквернившим изменой чистый, светлый образ жены.
Лионель смотрел на него враждебно.
— Ты же понимаешь, — медленно сказал он, — что Элада не может быть супругой нам двоим. Это… неправильно, грязно, когда… когда отец и сын делят одну женщину.