Отчаянный холостяк

– Ты прав. Мы еще не закончили. – Гвин снова приняла сидячее положение и оказалась рядом с мужчиной. – Ты… ты же еще не получил удовольствие.

Он опустил ее юбки, чтобы закрыть ее ноги.

– Я получил достаточно, принося его тебе.

Гвин вопросительно приподняла бровь. Она точно знала, как мужчины получают удовольствие, и способ был другой.

– Кроме того, к этому времени нас явно уже кто-то хватился, – продолжал Джошуа. – И если мы еще на сколько-то задержимся, то все начнут сплетничать. Ведь ты, в конце концов, одна из двух дам, в честь которых организован этот бал.

Гвин нашла свои перчатки, завалившиеся между подушками, и надела их.

– Подозреваю, что ты прав.

Она расстраивалась из-за того, что он может так быстро переходить от любовных игр с ней, которые дали ей самое сильное удовольствие из всех, испытанных ею в жизни, к рациональным мыслям о том, что им нужно скрыть от других эту встречу, когда они занимались недозволенными вещами. Но ведь это было обычным делом для Джошуа, не правда ли? Притвориться, что его это не волнует, что случившееся не имеет значения. Или, может, он притворялся. Может, он был менее очевидной версией Лайонела и все еще желал ею воспользоваться, но не жениться на ней.

От этой возможности Гвин почувствовала острую боль в груди, встала и осмотрела оранжерею в поисках своего ридикюля. Она нашла его валяющимся на полу рядом с диванчиком. Затем она услышала стук трости Джошуа по каменному полу. Он приближался к ней.

– Я совсем не жалею о том, что мы сделали, – тихо произнес он. – Ни одной минуты. Это было…

Когда он замолчал, не в силах описать то, что произошло между ними, заговорила Гвин:

– Волшебно. Для меня это было волшебно. Спасибо тебе за это. – Она старалась не показать свою обиду. – Но не беспокойся. Я не буду ни на что претендовать. Я не буду предполагать, что это что-то значит. В конце концов…

– Ах, вот где вы оба скрываетесь, – послышался суровый голос от двери, ведущей непосредственно в дом. – А я гадала, где вы.

Гвин резко развернулась и увидела Беатрис, которая стояла у двери и гневно смотрела на Джошуа. Гвин почувствовала, как у нее запылали щеки. Как давно его сестра там стоит? Что она видела?

О боже, если Беатрис видела, как Джошуа доставлял ей удовольствие, то Гвин умрет.

– О тебе спрашивают в бальном зале, Гвин, – сообщила Беатрис, хотя ни на секунду не сводила глаз со своего брата, пока говорила. – Грей хочет поднять тост в честь нас обеих, и я сказала ему, что найду тебя.

Гвин сглотнула.

– Я… я хотела показать Джошуа оранжерею. Он очень ею заинтересовался.

Беатрис фыркнула. Гвин рискнула взглянуть на Джошуа, который теперь стоял с ничего не выражающим лицом. Такое выражение у него обычно появлялось, когда он не хотел, чтобы кто-то заглядывал ему в душу и видел то, что он не хочет раскрывать.

– Хорошо, в таком случае нам лучше вернуться в бальный зал, – произнес Джошуа, подошел к Гвин и протянул ей руку.

– Гвин, не могла бы ты сама вернуться в дом? Нам с братом нужно несколько минут, чтобы поговорить с глазу на глаз, – попросила Беатрис. – Пожалуйста, скажи Грею, что я скоро вернусь.

Джошуа опустил руку, а Гвин поспешила прочь, словно в полутрансе. О, она никогда этого не переживет. Никогда! Она надеялась, что только одна Беатрис заметила, что отсутствуют и она сама, и Джошуа.

В противном случае представление Гвин высшему обществу превратится из чудесного в ужасное.

* * *

Джошуа не произнес ни слова, пока Гвин не ушла из оранжереи. Да и после того как за ней закрылась дверь, тоже не произнес. Потому что, судя по выражению лица его сестры, говорить собиралась она, и разговор не будет для него приятным.

– Ты пытаешься ее обесчестить? – прямо спросила Беатрис.

– Обесчестить ее? Мы просто пришли сюда, чтобы посмотреть оранжерею. И у леди Гвин была странная идея о том, что она может научить меня вальсировать, но, конечно, ничего не получилось.

– Я не дура, – спокойно сказала Беатрис. – Я прекрасно понимаю, что видела.

«Видела?!»

Проклятье, проклятье, проклятье.

Затем Джошуа вспомнил, что его сестра умеет быть хитрой, если хочет.

– Что ты могла видеть, кроме того, как мы разговаривали?

Беатрис вызывающе выпятила подбородок.

– Я видела, как она искала свой ридикюль.

– Который она обронила, пока мы пытались вальсировать.

– И она выглядела несколько… растрепанной и возбужденной.

– После того как она пыталась меня учить, а я тут хромал, пытаясь изобразить танец.

Это было бесполезно. Как и сказала Беатрис, она не была дурой. Она неотрывно смотрела на него.

– Я считала тебя джентльменом, Джошуа, но я явно ошибалась. Если ты принесешь хоть какой-то вред моей подруге, если хоть один волос упадет с ее головы…

– Я никогда не принесу ей зла, – честно сказал он. – Пока я живу и дышу.

Казалось, что его сестра удивилась этому заявлению, произнесенному таким серьезным тоном. Проклятье, ему не стоило признаваться так во многом, в особенности ближайшей подруге Гвин. Но он не собирался брать свои слова обратно. Пусть Беатрис думает все что хочет. Но сказанное им было правдой.