Отчаянный корпус

Вот так неудачно закончился разговор с адмиралом. Ветров сначала подосадовал на неосторожно вырвавшиеся слова, да что толку сожалеть о случившемся? Рано или поздно такое все равно должно было произойти. Они с адмиралом действуют на непересекающихся плоскостях. Один хочет распространить законы военной жизни на все области, в том числе и на науку, где считает возможным диктовать свою волю. Другой не терпит некомпетентного вмешательства в сферу, где имеет устойчивый авторитет, и не стесняется говорить об этом прямо. Две плоскости — все равно что обкладки конденсатора, на которых скапливаются разнополярные заряды. В нормальном режиме они могут долго функционировать, а усилилось напряжение — вот тебе и пробой.

Как ни успокаивал себя Ветров, его не покидало ощущение явной нелогичности происшедшего. Он занят конкретными разработками, приносит, надо полагать, пользу и просит только не мешать работать, тем более, что сам ни на что не претендует, кроме самостоятельности. Какой был смысл в том, чтобы посылать его в Озерное с заданием, результаты которого заранее предопределены? Неужели не нашлось никого более покладистого? Зеленцов достаточно хорошо разбирается в людях, чтобы так опрометчиво идти на возможный конфликт. И эта неожиданная специальная комиссия в Озерном с таким вздорным поводом. Кому понадобилось отрывать людей от дела? Нельзя же всерьез говорить о всесилии Борзых. Интересно все-таки, что у них там происходит?

А там происходило вот что.

Уже неделю военный городок в Озерном жил напряженной жизнью. О работе комиссии знали все, ее членов надежно узнавали издалека, что давало возможность своевременно уклониться от встречи. Это была естественная реакция людей, напуганных необычностью ситуации. Проверяющие вели себя неординарно: ходили по удивительным маршрутам, задавали странные вопросы. Судя по всему, то были настоящие мастера своего дела, большинство в годах, хотя и в сравнительно небольших званиях. Таким вообще уже можно никуда не ходить, ничего не спрашивать, а сразу писать акты проверок. Тем не менее они ходили и спрашивали. Под их проницательным и всевидящим оком спрашиваемые терялись, путались с ответами и вели себя скованно, хотя те никого ни в чем не уличали, только делали какие-то хитрые пометки в своих блокнотах.

А вообще это были вполне нормальные люди. Майора Юсупова, проверявшего службу режима и секретное делопроизводство, на что, казалось бы, зверя, рискнули пригласить на холостяцкую пирушку. Майор пришел и вел себя вполне прилично, напоминая хищника лишь тем, что все время молчал и налегал на мясо. В остальном же был как все: пил, смеялся над забавными историями из местной жизни, а от анекдотов про Хабибуллина вообще укатывался. Однако своих профессиональных качеств не потерял, наоборот, стал проявлять их более откровенно — наверное, водка сыграла роль катализатора. В тот же вечер он облазил с биноклем окрестности гарнизона, а утром порекомендовал Микулину выключить электронный щит с наглядной агитацией.

— Почему? — удивился замполит, ревниво оберегающий свое изделие.

— Далеко видно, — проронил сквозь зубы Юсупов.

— Что видно? Ленинские слова? Призывы повышать боеготовность, изучать оружие и боевую технику?

Юсупов поглядел на него, как на недоумка, и снова цвыркнул:

— Э-э… Табунщикам говорят про оружие? Нет. Нефтяникам говорят? Нет. А кому говорят? То-то…

Упрямый Микулин, собравшийся пуститься в методологический спор, был вовремя остановлен комбатом. Спорить действительно не имело никакого смысла, поскольку служба Юсупова обладала незыблемым суверенитетом: свои кадры, свои средства, свои законы, логика тоже своя.

И Микулину пришлось смириться, упорство могло обернуться дополнительными хлопотами: заставили бы, скажем, прятать щит за маскировочную сетку или снизить яркость до минимума, чтобы никто ничего не видел. На всякий случай он дал команду прекратить звонкое пение песен — хитрый враг не только видит, но и слышит.

В общем, в городке стало мрачно и тихо.

Финансовую службу проверял толстый пожилой майор. В этом звании он пребывал почти четверть века, чему способствовала, должно быть, его фамилия — Майоров. Звали его повсюду одинаково — ММ, то есть майор Майоров. Злоупотребления он обнаружил, как только попросил представить данные о том, сколько расходуется денег на покупку кумача.

Вооружившись привычными счетами, он итожил закупленные метры. Ничего, кроме этого, его уже не интересовало.

Зато подполковник Борзых интересовался, кажется, всем и всеми. Возле отведенной ему для бесед комнаты постоянно теснился народ. Одной из первых на исповедь была приглашена жена Денисова, довольно симпатичная, хотя и до времени расплывшаяся блондинка. Она уселась на стул, и часть блондинки сразу же свесилась с одного края. «Экая квашня», — брезгливо подумал Борзых, не любивший полных женщин.

— Сигареткой не угостите? — спросила она хриплым голосом.

Борзых протянул пачку «Мальборо» и щелкнул зажигалкой.

— Шикарно живете, гражданин начальник, — она выпустила струю дыма и картинно отставила руку с ярко накрашенными ногтями.