Отче наш

Виновницей короткого спора, все же испортившего для Веры беззаботную прелесть семейного праздника у Вяхиревых, была она сама. Обычно не умеющая не выказывать своего настроения, в этот раз Вера старалась быть сдержанной, ровной ради праздничной обстановки со своим соседом справа Юрием Борисовичем Лизуновым, начавшим вести себя очень уж свободно после третьей рюмки. А стал он неприятен с того момента, когда приподнял свою рюмку и больно толкнул ее острым локтем:

— Ну, выпьем, детка?

Покраснев от выпивки, лицо его лоснится. Глаза словно темные щелки.

— Не хочу, папаша, — коротко отвечает Вера и отворачивается к Василию.

— О-о, гордая, — Лизунов тянется за ее спиной к Василию: — Твоя? Одобряю, одобряю! Есть нынче у молодежи вкус, есть! Ничего не скажешь!..

Вера ждет, что еще «изречет» сей «мудрый» человек в погонах, но тот надолго умолкает.

— Дай, пожалуйста, я… пересяду! — ощущая на своем плече дыхание Лизунова, говорит Вера Василию.

— Юрий Борисович! — окликает через стол хозяйка дома. — Давайте за именинника и долгую нашу дружбу!

Тост горячо поддерживают, и за столом делается еще шумней. Умеет рассадить гостей Надежда Михайловна: у каждой небольшой группки быстро выявляется в разговоре что-то общее, интересное.

— …Я тоже думал, что карданный вал на такую нагрузку не рассчитан. А как-то раз поехал… И, понимаешь, рву с ходу третью скорость, на все решился… И что же ты думаешь? Выскочил!

— …Но позвольте, спрашиваю, в контокоррентной-то карточке это неверно отражено? Сбалансировать такое просто невозможно…

— …А у меня ему статья заказана. Ну, думаю, принципиально не будет писать. Но, представьте, написал!

— …Нельзя сравнивать! У нас же — самые мокрые лапы в бассейне, чуть недоглядел — и заштыбовало транспортеры…

В какую-то короткую паузу прорывается, привлекая общее внимание, громкий басок Лизунова:

— Ер-рунда! Лет с десяток назад даже нам с вами и половине из тех, что здесь сидит, можно было бы сло-ободственно припаять пятьдесят восьмую статью. И это сдерживало языки, ясно? Нашим братом без палки управлять нельзя, вожжи надо нам, вожжи! И потом понимать надо: диктатура пролетариата! Не какая-нибудь сусальная демократия, а ди-кта-тура, ясно?

— Позвольте, то, что вы говорите, разве имеет общее с диктатурой пролетариата? — хмурится атакованный Лизуновым сосед справа. — Я никак этого не могу найти у Ленина в сочинениях…

— И не найдете, — кивает Лизунов. — Историю делают живые люди, сообразуясь с обстоятельствами, а обстоятельства в те времена…

— Но ведь двадцатым съездом доказано, — перебивает сосед, распаляясь, — что никаких обстоятельств подобного рода не существовало! Что же еще? И потом… Историю делаем мы, народ, а не те, у кого оказалась палка в руках.

— Давай, давай, Никола! — весело кричит молодой парень.

— Видите ли… — усмехается Лизунов, подымая холодные, мутноватые глаза на соседа справа. — Я хотел бы… — тянет он, свысока посматривая на всех.

— Не знаем, что ты хочешь, а мы хотели бы, чтоб помолчал, людям раны не ковырял, — зло вырывается у Веры, и Василий подталкивает ее, покачав головой. Но Лизунов услышал.

— О чем это вы, детка? Я, быть может, веду себя непозволительно? Вы желаете меня поправить…

— Ничего не желаем, — вспыхивает Вера и торопливо встает из-за стола.

Из смежной комнаты врывается мелодия вальса. К Вере подходит сияющий Виктор Яковлевич и приглашает ее танцевать.

— Вот так, Верочка, шестидесятый пошел мне. На год от века отстал. Скоро, наверное, и до внуков дело дойдет, — тепло улыбается Виктор Яковлевич, посмотрев на нее. — Не спешите только что-то вы с моим Васей, не спешите.

Вера краснеет и сбивается с такта.

— Неприятный какой-то этот Лизунов, — уклоняется она от разговора, предложенного Вяхиревым. — Всех против себя настроил.

— Не любит, когда ему возражают. Это в его характере было еще до Севера.

— Так он работал в те годы на Севере? — приостанавливается изумленная Вера. — Вон что…

— Был. Но строго судить, знаешь… В каждом из нас есть доля вины. Были винтиками, и упрекать не нужно.

Вера молчит, потом вздыхает, невесело качнув головой:

— Обидно…

— Ну, конечно, обидно! — быстро отзывается Виктор Яковлевич. — Но кто будет отрицать то хорошее, что сделано за прошлые годы? Мы превратились в мировую державу с громадным экономическим потенциалом. Хозяйственная-то наша тележка, знаете, не только окрепла, но и все больше становится современным поездом.

Они кончили танцевать и идут просто так, разговаривая.

— Эх, Виктор Яковлевич… А слезы, пролитые невинными людьми, вас не трогают?

— Что ж, мы — первые, и нам не удалось, конечно, избежать ошибок. И крупных, может быть… Но это же естественно для первооткрывателей, а?

— Естественно, разве я спорю? — говорит тихо, с болью Вера. — Но у первооткрывателей должно быть и одно из замечательнейших качеств исследователя: уметь не только признавать ошибки, но быть смелым и бесстрашным до конца при их исправлении! А такие вот, — она кивает в сторону стола, за которым сидит Лизунов, — имеют эту смелость? Судя по всему, нет!

Вяхирев щурится: