Кстати, жулик Гуго, стребовав с меня стоимость полноценного окрашивания, сам воспользовался тем же раствором ещё разок — судя по тому, что его единственная внучка разгуливала по селу в заячьей шубке, заставлявшей других девиц скрежетать зубами от зависти. Пусть мех и был, в отличие от моих овчин, бледно-голубого цвета, но ведь и такого ни у кого больше не имелось ни сейчас, ни в перспективе! Здесь даже ферровскую крашеную пряжу покупали немногие, да и те — очень экономно, только чтобы разбавить разноцветными узорами тёмный или желтоватый фон вязаного полотна.
А мне жаль стало занашивать новенький нарядный полушубок по фурам и трактирам, и вместо него я надела всё ту же мою проклёпанную куртку, — хоть и подумывала уже, кому бы её продать или на что бы обменять, — поверх неё накинув плащ из волчьего меха, крытого местным… пледом, что ли. То есть, жители Волчьей Пущи эту пёструю шерстяную ткань пледом не называли, конечно. Её даже вытканными узорами не украшали, просто на основу пускали шерсть одного цвета, тёмно-бурую, скажем, а уток был белым или рыжеватым, а то и поочерёдно тем и другим. Тряпочка получалась почти нарядной, а главное — плотной и тёплой, как пледы северных имперских провинций. Гуго, поворчав про нездешние придумки, скроил мне из неё и отороченную мехом пелерину на имперский манер, и просторный, чтобы даже на суконную шапочку можно было накинуть, капюшон, утеплив его росомахой, шерстинки которой не индевеют от дыхания на морозе.
Ещё мне пришлось срочно шить тёплые штаны, потому что снега здесь выпадало много, а мести подолом сугробы я не имела ни малейшего желания. Стоило только представить, как я лезу в шарабан или двуколку, не только поскальзываясь на обледеневшей подножке, но и путаясь в длинной юбке, облепленной снегом понизу… да ну его, я лучше ещё немного побуду распущенной и совершенно бесстыдной особой, раз за разом скандализирующей местное общество. Впрочем, на зимние штаны здесь вроде бы смотрели немного снисходительнее. Слишком уж многие местные девушки сами добывали белок себе на шубку и тетеревов семье на обед, а по заснеженному лесу в длинной юбке не побродишь тем более.
И вся эта благодать, включая новые меховые сапоги, не стоила мне ни гроша. Не считая моей работы, ясное дело, но кто её считает? Ямы, погреба, кладовки… Гуго, к слову, не боясь гнева матушки Саманты, за работу и материал потребовал зачарованный стеклянный шар, а то глаза уже не те, пожаловался он, и шить ему, особенно зимой, приходится чуть ли не на ощупь. Я отдала ему свой шар, подумав, что надо попросить у Дромара каких-нибудь недорогих полупрозрачных камней про запас, можно даже необработанных. А ещё вспомнила, во что мне в прошлый раз обошлась зимняя экипировка… Хм… Когда мне понадобится новая, надо будет просто взять подобный контракт в глуши и так же одеться с головы до ног практически бесплатно.
В общем, тепло одетая почти во всё новое, я сидела в шарабане и ждала, когда Дромар закончит раздавать указания своему кузену и троим гномам, которые были у него кем-то вроде десятников, как я понимаю. Сак, приготовленный в дорогу до Захолмья, лежал на среднем сиденье, а на коленях я держала папку с патентами на рунные цепочки. Меллер, кстати, нанимал в Озёрном какого-то художника, который тщательно скопировал руны, а вот вместо карандашной штриховки мастерски изобразил именно разноцветное сияние. То-то работодатель мой удержал с меня сумму, от которой я ненадолго онемела: он, видимо, кроме расходов на собственно патенты посчитал ещё и затраты на обработку моих чертежей рукой профессионала. Денег было жаль, конечно, но в таком виде смотрелись рунные цепочки как-то… убедительнее, что ли. Сразу становилось понятно, за что я требую с гнома тоже весьма немалые деньги.
Правила шарабаном Аларика, ехавшая посетить храм, а с нею напросилась и Клементина, которая везла подношение жрицам к празднику — собственноручно расписанные тарелки и кружки. Так что они сели впереди, а мы с почтенным гномом устроились на заднем сиденье, к счастью, достаточно просторном, чтобы вместе со мной там поместился и плотный, кряжистый подгорный житель с его достойными зависти плечами (особенно если учесть, что одеты мы оба были по-зимнему и потому места занимали куда больше, чем даже месяц-другой назад).
А ещё когда мы уже собрались трогаться, сир Кристиан передумал ехать верхом, забрался в шарабан и улёгся на среднее сиденье, поджав ноги и пристроив мой сак под голову. Как он, с его-то ростом, собирался потом вставать, одни отродья Бездны знают. Но он укрылся плащом и уснул, благо ширины сиденья хватало даже отнюдь не субтильному мужчине: приехал он вчера очень поздно, — я уже закончила читать очередную главу «Развалин» и собиралась идти спать, — ночевал точно не в казарме, а за завтраком вид у него был хмурый и помятый. И кажется, я догадываюсь, почему он, оставшись у фаворитки, совершенно не выспался. Наверняка у них с Клементиной полночи шли те самые выяснения отношений, которые гораздо хуже открытой ссоры.