— Подолгу точно не жила, — усмехнулась я, представив себе шок селянки из Волчьей Пущи, попади она на рынок в Озёрном. Впрочем, ей сперва пришлось бы заплатить за въезд в город с товаром, потом — рыночному управителю за место, потом стражникам дать мелкую взятку (или смилуйся Хартемгарбес, просто дать: стражники, сколько я знаю, очень любят свеженьких и крепких деревенских бабёнок, пуще гнева Канн боящихся слова «суд»), потом Ночные подошли б за данью… живо поняла бы, почему цены в городе кусаются почище собак. — Именно потому, что дорого всё, буквально всё, — сказала я, — всегда старалась в городах вроде Порожищ или Плавничей особенно не задерживаться. Отдохнёшь, сходишь в купальню, побываешь в театре, купишь что-нибудь из того, что в глуши просто не продаётся, ни за какие деньги, и говоришь напарнику: «Э-э, Шак, радость моя, а не пора ли нам того… либо взять новый контракт, либо хоть просто перебраться куда-нибудь, где подешевле?» Но одно дело — знать, что дорого, а другое — вот так сесть с абаком и посчитать доходы-расходы.
— И что ты решила? — осторожно, словно на весенний лёд ступая, спросил Людо.
— Пока — ничего, — с тяжким безнадёжным вздохом ответила я. — Умом я понимаю, что семь лет и три года — разница очень уж существенная. Но это умом, а вот принять необходимость провести ещё три года в здешней дыре… Видимо, придётся настойчиво напоминать себе, что я, мантикора меня закусай, взрослая, разумная и не слишком здоровая женщина, и не мне отказываться от подарков судьбы, даже таких сомнительных.
— Это ты о контракте с Меллерами? Про сомнительный подарок судьбы?
— Ну да, он же обещал полностью выплатить мой долг Ильфердину, если я останусь на три года.
Людо энергично покивал, демонстрируя полное и безоговорочное согласие с предложением Меллера и с моим намерением поступить как взрослая, разумная женщина. Мы помолчали немного, стоя на ласковом солнышке и совсем не ласковом ветерке.
— Генрих говорил, что у его отца готова уже дарственная для тебя, только у нотариуса заверить, — заговорил Людо, пока я бездумно вертела головой по сторонам, разглядывая голые деревья, темнеющие вдалеке на фоне безупречно-ясного неба. — Барон решил, что спасение его будущего внука вполне заслуживает награды всерьёз, не благодарности на словах.
— Знаю, — неохотно отозвалась я. — Сегодня или завтра Клементина вернётся из Старицы, отец Вернон убедится, что она не просто жива и здорова, но и вполне способна расписывать чашки-миски цветами и фруктами, и сира Катриона повезёт его обратно в Волчью Пущу. Заодно и я поеду с ними. И в замок, и в храме показаться. Вернее, святым матерям рты заткнуть горстью серебра. Очень уж им не понравилось, что магистр ордена Пути публично поблагодарил мерзких колдунов за помощь в избавлении сиры Клементины от проклятия, а самим жрицам сделал выговор за то, что сидели сложа руки и чего-то ждали. Чего? Смерти младенца баронской крови?
— Странно, что здешние так легко поверили, будто проклятие было орочьим, — заметил Людо. — Чтобы от орочьего проклятия пострадала беременная женщина и оказался под угрозой ещё не родившийся ребёнок? Даже я знаю, что такого не бывает, потому что не может быть никогда.
— Так ведь целый магистр сказал! — фыркнула я. — Если ему не верить, то кому? А кто не поверил, тот помалкивает — вроде тебя. Ты ведь тоже у Фила в кабаке об этом не болтал, я думаю?
— Не болтал, — с немного нервным смешком подтвердил Людо. — Потому что подванивает эта история куда хуже, чем дохлая мышь. Мне тоже, как и Гилберту, кажется, что сире Клементине просто не повезло. Её и покойную идиотку Магнолию кто-то просто использовал в каких-то своих целях — но кто и в каких?
— Жаль, твой отец был просто десятником городской стражи, — проговорила я задумчиво. — А не в сыскной команде служил.
— Можно просто попробовать пораскинуть мозгами, — возразил Людо. — Без всяких дознавательских умений. Кому могла быть выгодна смерть фаворитки баронского сына? Его семью сразу исключаем, потому что даже его жене это не нужно. Я так понимаю, она года через полтора-два будет ещё собственного сына подкидывать сире Клементине на денёк-другой, чтобы с самого детства обтёсывался понемногу. Городская сучка всё-таки, прошу прощения за грубость. Обхождения тонкого, говорит гладенько, пишет быстро и красиво…
Я, усмехнувшись, кивнула. Сиру Луизу во время своего последнего визита в замок я едва узнала. Вернее, узнала, но сперва не поверила увиденному: у неё были неумело, но старательно подведены глаза и тронуты румянами щёки. Не знаю, что сказала об этом баронесса, однако если сир Кристиан поддержал жену в её стараниях выглядеть привлекательно, то его матушка могла хоть с головы до ног невестку ядом заплевать — сира Луиза ответила бы, что супруг дозволил, и всё. Остальное никого не касается.