Перекрестясь, я сел на моего лихого коня и пустился в авангард и не скрываю: я боялся тогда еще более опоздать, и потому придумал для верности попросить у генерала Милорадовича хотя одного сведущего казака, ибо темная ночь не обещала мне успеха. Проскакав Тарутинский мост, я приехал к Милорадовичу, который уже спал на полу с своими офицерами, и просил его дать мне казака, чтобы надежнее исполнить важное препоручение, мне вверенное. Милорадович отвечал: «Если вам дано важное поручение, то советую не медлить; пока казак соберется, вы можете опоздать».
Я тотчас возвратился к лошади и полетел берегом реки Нары, которая отблеском своим в темноте отражалась; проскакав версты полторы, заметил казака, ехавшего с пикой; я его нагнал, узнал, что он везет графу Орлову-Денисову шинель, и просил его поскорее показать мне дорогу, как посланному к Орлову от светлейшего с важным поручением.
«Извольте, ваше благородие, ехать за моим хвостом, и что я буду делать, то и вы делайте; иначе вы наткнетесь на французский пикет», — и, поворотя немного влево, поскакал; пронесясь немалое пространство, казак остановился; потом, проехав с четверть версты; нагнулся; я тоже, и только увидел с левой стороны, весьма близко, что у костра тлеющего огня один солдат стоял, а кругом лежали другие солдаты; так думаю по неопределенным кругом кучкам: вот как близко мы были!
Наконец казак начал делать разные зигзаги, то вправо — то влево, и, проехав довольно большое расстояние, остановился и свистнул три раза, — ему отсвистнули; тогда он, поворотясь ко мне, сказал: «Слава Богу, мы приехали, — а видели вы, ваше благородие, как мы близко проехали французский пикет?» Не знаю, правду он говорил или нет, но я рад был, что мне удалось исполнить мое поручение, просил скорее указать мне местопребывание графа Орлова-Денисова, бросился вперед и начал проезжать между казацкими лошадьми и спящими казаками, наконец подъехал к большому шалашу.
Слезши с лошади и войдя в шалаш, я увидел большое освещение и много казачьих офицеров, которые, увидев меня, начали кричать: «Кутузова ординарец!» Я спросил графа Орлова-Денисова, и мне указали его; он сидел на барабане, но тотчас встал и, подойдя ко мне, спросил: «Что это значит? Верно, пó душу?» — «Пó душу, ваше сиятельство! Светлейший приказал, чтобы вы как можно осторожнее отретировались, чтобы неприятель не заметил вашего движения». Я был окружен толпою казачьих офицеров, которые наперерыв расспрашивали меня о причине отказа сражения; но что я мог им сказать?
Орлов-Денисов тотчас отдал со всей аккуратностью приказание, и все начали собираться. Я стал просить у него дать мне расписку в получении приказания, но он мне отвечал, что у него с собой нет ни бумаги ни карандаша, и, оборотясь к офицерам, спрашивал, нет ли у кого клочка бумаги? Один офицер вынул письмо и, оторвав часть листка, подал генералу, который, взяв бумажку и вынув из лядунки протравку, нацарапал: «Получил. Г<раф> О<рлов->Денисов», — и вручил мне.
Я тотчас же вышел и бросился в обратный путь, конечно, расспросив казаков о положении реки, дабы вернее доехать, и — благодарение Богу — пред светом был уже на квартире Коновницына. Когда я вошел в сени, то часовой мне сказал, что не велено пускать, почему я разбудил генеральского человека, который, проснувшись, тотчас спросил меня: не от Орлова ли Денисова? «От Орлова». Тот бросился сейчас к Коновницыну; я — за ним, и разбудили его.
Генерал Коновницын, получив от меня известие, тотчас пошел к светлейшему, — и когда я остался один, то человек Коновницына сказал мне, что светлейший и никто в штабе целую ночь не спали. Светлейший беспрестанно выходил из избы и спрашивал: не приехал ли ординарец от Орлова-Денисова? — и адъютанты были все на ногах и только пред приездом моим легли отдохнуть. По возвращении Коновницына, он меня очень благодарил неоднократным: «Спасибо тебе, Герсеванов», а потом сказал: «Ступай, отдыхай и возьми свой палаш; светлейший тебя простил».
По возвращении моем в свой курятник, где мы спали с корнетом Орденского кирасирского полка Львовым, товарищ мой проснулся, удивился моему приходу, считая меня под арестом, и когда я ему объявил, что сейчас возвратился от Орлова-Денисова, то он вскочил и закричал: «Беги скорее к светлейшему, он целую ночь не спал и весь штаб тоже; все кричали: не приехал ли ординарец от Орлова?»
Тогда я ему все рассказал. Свидетель этого происшествия, корнет Львов, еще жив.
Нечто о сражении при Волковиске