Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том II

Рескриптом 17 декабря кн. Прозоровскому приказано было предложить турецким уполномоченным условия мира: русская граница по Дунай, независимость Сербии, признание русскими владениями Грузии, Имеретии и Мингрелии; предложению надлежало придать характер ультиматума. Тогда же ему был прислан проект мирного договора. В нем не упоминалось о праве русских военных судов проходить через Дарданеллы. Но Прозоровский настоял на этом, и это требование было включено в инструкцию нашим уполномоченным — ген. Милорадовичу, сенатору Кушникову и ген. Гартунгу. Переговоры начались в Яссах.

Ослабленная внутренними раздорами Турция, может быть, не стала бы противиться требованиям России, если бы к ней не явилась в это время поддержка извне. «Англичане употребляют все усилия и даже угрозы для заключения мира с Турцией, дабы приобрести себе твердую ногу; все сие предвещает нам только кровопролитие», доносил Прозоровский. 5 января мирный договор с Англией был подписан в Константинополе и 14-го утвержден султаном; Англией был назначен посланником Адэр, и уже ждали его приезда. Одной из статей договора проливы закрывались вообще, следовательно, и для наших военных судов. В это время турецкие уполномоченные в Яссах стали проявлять большую неуступчивость в вопросе о княжествах. Наконец Порте было предъявлено требование о высылке английского посланника из Константинополя. Порта ответила решительным отказом. И война возобновилась.

Русско-турецкая война 1809–1812 гг. началась, таким образом, из-за желания Александра удержать плоды первой кампании и те преимущества на проливах, которыми Россия пользовалась по договорам 1788 и 1805 гг. Но очень скоро в Петербурге стали тяготиться этой войной. Она крайне вредно отражалась на европейской политике России, сильно осложненной с этого времени польским вопросом, как прелюдией к открытой борьбе с Наполеоном.

Очень недолго еще держался усвоенный после Тильзита и развитый Румянцевым взгляд на восточные дела, как на первостепенную задачу русской политики. Отправляясь в Париж на место Толстого, Куракин говорил государю, что не верит намерению Наполеона поддержать виды России в Турции. Как один из самых серьезных аргументов своего недоверия, он выставлял следующий: «если несколько месяцев тому назад присоединение дунайских княжеств было бы делом очень легким, то теперь, благодаря Наполеону, оно представляется крайне трудным и рискованным». Это были последние отзвуки тильзитских расчетов. По существу же он был не прав; испанские затруднения Наполеона скорее давали России свободу действий в Турции, какой иначе у нее не было бы. Но уже с самого начала этого периода нельзя было сосредоточить ни усилий, ни внимания на восточных делах: не интриги Наполеона, а готовившаяся борьба с ним стирала для нас с восточного вопроса его послетильзитскую окраску.

Готовилась австро-французская война.

Сознание, что, раздавив еще раз Австрию, Наполеон обратится против нас, сильно отражалось на отношении к турецкой войне, которая шла неудачно, затягивалась. Пророчески метко определил положение Аракчеев: «Если падение Австрии совершится, прежде нежели мы кончим войну с турками, то Наполеон вмешается в наши дела и затруднит их, и даже может случиться, что после всех нами сделанных пожертвований мы принуждены будем очистить Молдавию и Валахию. Совсем иное будет, если падение Австрии застанет нас в мире с турками. Тогда Наполеон уже не станет вмешиваться в это дело. Очевидно, как полезно для нас побудить турок к миру». Действительно, чувствовалось, что медлить нельзя, что победы Наполеона в Австрии и в Испании могут поставить и нас перед грозной опасностью. И государь приказывал Прозоровскому бросить осаду крепостей, перейти Дунай и Балканы и движением на Константинополь вынудить у турок мир. Но Прозоровский медлил. Вскоре он умер. Его заместил кн. Багратион; дела не пошли от этого лучше. К концу австро-французской войны наша борьба с турками не только не была кончена, но русским войскам пришлось отойти от Силистрии и вернуться на левый берег Дуная. Наполеон злорадствовал.

На бивуаке (Музей 1812 г.)

После венского мира и Россия и Франция начали готовиться к решительной борьбе. В этот подготовительный период восточный вопрос потерял самостоятельное значение в политике России. Вплоть до двенадцатого года делались попытки перейти в энергичное наступление, только бы поскорее закончить войну выгодным миром. От восточных затруднений старались скорее отделаться. Серьезное политическое значение восточного вопроса выражалось косвенно: как одного из факторов дипломатической борьбы России с Францией из-за позиции, которую займет Австрия при их столкновении. Не на театре военных действий, не в Петербурге и не в Париже, а в Вене вскрывалось в подлинных размерах влияние восточных дел на европейскую политику в этот период.