Отечество. Дым. Эмиграция. Книга 1. Русские поэты и писатели вне России

Есть совершенные картинки:
Шнурок порвался на ботинке,
Когда жена в театр спешит
И мужа злобно тормошит.

Когда усердно мать хлопочет:

Одеть теплей сыночка хочет,
Чтоб мальчик грудь не застудил,
А мальчик в прорубь угодил.

Когда скопил бедняк убогий

На механические ноги,
И снова бодро зашагал.
И под трамвай опять попал.

Когда в стремительной ракете,

Решив края покинуть эти,
Я расшибу о стенку лоб,
Поняв, что мир – закрытый гроб.

Какая мрачность от цепи случайностей, и где эти «лучезарные глаза»?.. У Кирилла Померанцева есть статья-исследование «Оправдание поражения», одна часть посвящена Владимиру Смоленскому, а другая – Юрию Одарченко. Вот что писал Померанцев (привожу с сокращениями):

«Для Юрия Одарченко этот мир вообще не существовал. Поэтому его поэзия – ни его утверждение, ни его отрицание. Она попросту не имеет к миру никакого отношения. А там, где имеет, только для того, чтобы показать его онтологическую невозможность, и последним актом этого доказательства явилось доказательство невозможности его собственной жизни – самоубийство Юрия Одарченко.

Жизнь, такая жизнь, какую мы знаем, какой она дана каждому из нас, не только невозможна, но она и не-должна. Она есть недолжная жизнь, абсурд. Самоубийство же есть выход из абсурда, додумана до конца мысль, венок на собственную могилу, комментарий на свой собственный сборник стихов:

Куст каких-то ядовитых роз
Я вырастил поэзии на смену.

Многие так и воспринимают стихи Одарченко. Разве это стихи? Это клубок колючей проволоки, того и гляди поцарапает!..

Как прекрасны слова:
Листопад, листопад, листопады.
Сколько рифм на слова:
Водопад, водопад, водопады.
И расставлю слова
В наилучшем и строгом порядке —
Это будут слова,
От которых бегут без оглядки!

Внутренний мир Юрия Одарченко – это мир глубочайшего, предельного одиночества… мир, в котором он жил, был герметически закрыт для всех других и открыт только ему одному… Все последние годы жизни Юрия Одарченко были борьбой с соблазном “предсмертного ужаса”, устоять перед которым сильнее соблазна жизни, именуемого жизненным инстинктом. Отрицая жизнь, Одарченко отрицал и ее наивысшее выражение – человека. Человек был для него жалок, как жалким было и все творение.

Мышь без оглядки от кошки бежит.
Волка убьют на охоте.
Птица по синему небу летит —
Платят за птицу по счету.
Ясно. Все ясно. Но вот человек.
Если повеситься сам не сумеет,
Значит, на старости лет заболеет,
Станет любимцем соседних аптек.
Так ли уж гордо звучит – Человек!

Одарченко не только страдал от окружающего его ужаса, но еще от того, что другие этого ужаса не замечают…

«Не смотри долго в бездну, чтобы бездна не заглянула в тебя», – предупреждал Ницше после того как сам понасмотрелся вдоволь. Но ведь Пушкин утверждал, что -

Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!

Бездна уже давно заглянула в Одарченко. Быть может, поэтому бессмертие – другая жизнь – была тем единственным, во что по-настоящему верил Юрий Одарченко, что он принимал без оговорок и до конца. Не то, что есть, но что будет…»

Добавим к выдержкам Померанцева, что многие стихи Одарченко писал в жанре черного юмора, к примеру:

Поздравляю всех молящихся
С тем, что молятся.
Поздравляю розы чайные
С тем, что колются.
Поздравляю всех трудящихся
С тем, что трудятся.
Получившему пощечину
С тем, что судится.
Поздравляю неудачников,
Коль не клеится.
Продавца гуммиарабика,
Если клеится!
Поздравляя, низко кланяюсь
Встречным всем наперечет.
Поздравляю, низко кланяюсь
Всем, кто дышит и живет.

Подборку стихов Юрия Одарченко я достал из своих архивов, прочитал его «низко кланяюсь» и тут же, а это было 29 ноября 2015 года, написал строки: