А вместе с тем я видела окружающий меня пейзаж, я видела небо у себя над головой. Прошло какое-то время – считаные минуты, как мне показалось, – и я снова увидела малышку: теперь она шла с отцом, держа его за руку. Я двинулась им навстречу; вот уже я приблизилась к ним настолько, чтобы увидеть, что они глядят на меня с жалостью и удивлением. Первым моим побуждением было спросить, не заметили ли они чего-нибудь странного в выражении моего лица или в моем поведении. Прежде чем я успела заговорить, снова произошло это ужасное чудо. Они исчезли из моего поля зрения.
Не находилось ли невидимое Нечто все еще рядом? Не становилось ли оно между мной и прочими смертными, запрещая мне общаться с ними – в этом месте и в этот час?
Наверное, так оно и было. Когда я, не зная, что думать, с тяжелым сердцем повернула обратно, выяснилось, что ужасная пустота, дважды загораживавшая от меня людей, существ моей породы, не стоит между мной и моим песиком. Вид бедняжки наполнил мое сердце жалостью; я подозвала его. При звуке моего голоса он сдвинулся с места и вяло потрусил за мной, явно не вполне еще оправившийся от парализующего страха, которым он был недавно объят.
Не прошла я и нескольких шагов по направлению к выходу, как мне снова почудилось, что Нечто где-то рядом. Я с упованием раскрыла навстречу ему объятия и ждала прикосновения, надеясь, что мне будет подан знак вернуться. Быть может, я получила ответ косвенным путем? Я знаю только одно: ко мне пришла решимость вернуться завтра на то же место в то же время, и душа моя успокоилась.
Назавтра день выдался пасмурный, облачный; дождь навис, но не шел. Я снова отправилась в парк.
Мой пес выбежал впереди меня на улицу и остановился, чтобы посмотреть, в какую сторону я направляюсь. Когда я повернула к парку, он поплелся сзади. Через короткое время я обернулась. Он больше не следовал за мной, а стоял в нерешительности. Я позвала его. Он сделал еще шаг-другой по направлению ко мне, потоптался на месте – и побежал обратно, домой.
Я пошла дальше одна. Признаться, я суеверно подумала, что бегство песика – дурное предзнаменование.
Придя на место, я встала под деревом. Шли минуты, и ничего не происходило. Затянутое облаками небо хмурилось. Тускло освещенная поверхность травы оставалась неподвижной, и по ней не пробегал трепет, по которому угадывалось бы приближение сверхъестественной сущности.
Я продолжала ждать с упрямством, которое быстро становилось упрямством отчаяния. Не могу сказать, сколько времени прошло, пока я стояла, вглядываясь в травяной покров перед собой. Знаю только, что произошла перемена.
В тусклом сером свете хмурого дня я заметила: трава зашевелилась, но только не так, как накануне. Она съеживалась, словно опаленная пламенем. Пламени же видно не было. Из-под съежившейся травы проступала коричневая земля, она узкой полоской змеилась все дальше, словно тропа, выжженная огнем. Это напугало меня. Мне страстно захотелось очутиться под защитой невидимого Нечто; я молила, чтобы оно предупредило меня, если опасность близка.
Мне ответило прикосновение. Как будто незримая рука взяла меня за руку и, потихоньку подняв ее, указала на узкую коричневую тропу, которая, извиваясь, приближалась ко мне под корчащейся травой.
Я взглянула туда, где был дальний конец тропинки.
Мало-помалу там выросла какая-то тень. Она становилась все выше и выше и постепенно приближалась. Двигалась она к тому месту, где я стояла. Незримая рука предостерегающе сжала мою руку: я поняла, что скоро мне будет открыто, откуда грозит опасность. Я ждала откровения, и оно явилось мне.
Тень раскрыла моему взору свои глубины, и в самом ее центре мало-помалу замерцал мертвенный свет.
В этом призрачном мерцании возникло лицо мужчины. Он глядел на меня. Это был брат моего мужа – Джон Зант.
Сознание покинуло меня: я ничего не знала, ничего не чувствовала, я словно умерла.
Когда мука возвращения к жизни заставила меня открыть глаза, я поняла, что лежу на траве. В тот момент, когда я очнулась, чьи-то руки бережно приподнимали мне голову. Кто же воскресил меня? Кто заботится обо мне?
Я подняла глаза и увидела склонившегося надо мной Джона Занта».
VII
На том рукопись заканчивалась.
На последней странице было приписано еще несколько строк, но их так тщательно стерли, что нельзя было разобрать ни единого слова. Под стертыми фразами имелось следующее объяснение:
«Я начала было переносить на бумагу то немногое, что еще остается досказать, но тут мне пришло в голову: а ну как я неумышленно повлияю на Вас, сделаю Ваше мнение пристрастным? Позвольте только напомнить Вам, что я безусловно убеждена в реальности сверхъестественного откровения, которое я попыталась Вам описать. Помните об этом – и решите за меня то, что я не осмелилась решить сама».
Никакого серьезного препятствия к тому, чтобы выполнить эту просьбу, не представлялось.