Отель с привидениями

Миссис Зант, если смотреть на дело глазами материалиста, несомненно, стала жертвой обмана чувств (вызванного болезненным состоянием ее нервной системы), который, как известно, может и не сопровождаться расстройством умственных способностей. Но Рейберна и не просили разрешать столь сложную задачу. Его лишь попросили прочесть рукопись и сказать, какое впечатление произвело на него психическое состояние писавшей, которую, по всей вероятности, побуждало усомниться в себе прежде всего воспоминание о перенесенной болезни – воспалении мозга.

При таких обстоятельствах составить себе мнение не представляло труда. Память, удержавшая череду событий, и здравое суждение, по порядку расположившее эти события, описанные в рукописи, говорили о ясном уме, полностью владеющем своими способностями.

Удостоверившись в этом, Рейберн не стал вдаваться в рассмотрение более серьезного вопроса, вытекавшего из прочитанного.

Во всякое другое время он в силу своего уклада жизни и образа мыслей не был бы готов взвешивать доводы, подтверждающие или отвергающие возможность появления сверхъестественного среди земных созданий. Но сейчас он был до глубины души обеспокоен поразительным свидетельством, о котором только что прочел, и лишь сознавал, что находится под определенным впечатлением, не будучи способен анализировать его. Пока что единственным практическим результатом оказанного ему доверия стало, насколько он понимал, то, что его тревога за миссис Зант еще усилилась, а недоверие к Джону Занту еще больше возросло.

Забота о благополучии миссис Зант и желание узнать, что произошло между ее деверем и ею после встречи в парке, заставили Рейберна, в обычных обстоятельствах человека нерешительного, действовать немедленно. Через полчаса он уже стоял у дверей ее дома. Его тотчас же пригласили войти.

VIII

Миссис Зант была одна в полутемной комнате.

– Простите, что тут мало света, – сказала она. – У меня просто раскалывается голова, словно вновь началось воспаление. О нет, не уходите! Вы не представляете, как ужасно одиночество.

По ее голосу он догадался, что перед его приходом она плакала. Он без промедления сделал все, чтобы ободрить несчастную, поведав ей о том благоприятном для нее заключении, к которому он пришел по прочтении ее рукописи. Это сразу же возымело действие, притом самое благотворное: она просияла, заметно оживилась и заинтересовалась дальнейшими подробностями.

– А какого-нибудь другого впечатления у вас не сложилось? – спросила она.

Он понял, что она имела в виду. Выразив искреннее уважение к ее собственным убеждениям, он честно признался ей, что не готов обсуждать темный и зловещий вопрос о вмешательстве сверхъестественных сил. Признательная ему за мягкий тон его ответа, она благоразумно и тактично переменила тему.

– Я должна поговорить с вами о моем девере, – сказала она. – Он рассказал мне о вашем визите, и мне очень хочется узнать ваше мнение о нем. Вам нравится мистер Джон Зант?

Рейберн замялся.

Лицо ее снова потухло, стало озабоченным.

– Если бы вы питали к нему такие же теплые чувства, как он к вам, – сказала она, – я могла бы поехать в Сент-Саллинз с более легким сердцем.

– Вы верите в то страшное предостережение, – воскликнул Рейберн, вспомнив о сверхъестественных явлениях, описанных в конце ее повествования, – и, несмотря на это, едете жить в доме вашего деверя!

– Я верю в дух человека, который любил меня, пока не покинул земную юдоль. Он защитит меня. Не должна ли я отбросить свои страхи и с верой и надеждой уповать на лучшее? Моя решимость, может быть, укрепилась бы, если бы рядом был друг, чья поддержка вселяла бы в меня мужество. – Она замолчала и грустно улыбнулась. – Мне следовало бы помнить, – вновь заговорила она, – что мое положение видится вам не так, как оно видится мне. Я должна была бы сказать вам, что Джон Зант проявляет излишнюю заботу о моем здоровье. Говорит, что не будет спускать с меня глаз, пока не успокоится на этот счет. Бесполезно пытаться переубедить его. По его словам, у меня расстроены нервы, – да и можно ли в этом сомневаться? Он уверяет меня, будто единственное, что даст мне шанс поправиться, – это перемена обстановки и полный покой. Как могу я возразить ему? Он напоминает мне, что у меня нет родственников, кроме него, и нет другого дома, где меня могли бы приютить, кроме его собственного, – и богу известно, что это так!

Она произнесла эти последние слова тоном меланхолической покорности судьбе, который огорчил добряка Рейберна, движимого состраданием и имевшего единственную цель – утешить ее и оказаться ей полезным. Поддавшись внезапному порыву, он заговорил с непринужденностью старого друга:

– Расскажите-ка мне еще о себе и о Джоне Занте, мне хотелось бы знать больше, чем я знаю сейчас, – сказал он. – Ведь я прошу об этом не из праздного любопытства, а из лучших побуждений. Вы верите, что я питаю к вам искренний интерес?

– Верю всем сердцем.

Этот ответ придал ему смелости продолжать.

– Когда вы очнулись от обморока, – начал он, – Джон Зант, конечно, стал вас расспрашивать?