Отец Феона. Тайна псалтыри

– Ладно, – махнул рукой Михаил, ухмыляясь и поворачиваясь к алтарю – иди уже, сыщик, ищи своего иезуита. О результатах доложись лично. Я буду ждать.

Проестев низко поклонился царской спине и, перекрестившись на образа, тихо вышел прочь.

Глава шестая.

По узкой лесной тропе, задевая крепкими плечами колкие лапы мохнатых елей, ехал всадник лениво подёргивая уздцы своей лошади. Всадник был закутан в светло-зелёную епанчу с глубоким капюшоном, полностью скрывавшем его лицо от посторонних глаз. Судя по статной венгерской кобыле чистых кровей, богатому русскому седлу, обтянутому вишнёвым бархатом с золотой и серебряной вышивкой, и весьма дорогим жёлтым сафьяновым сапогам, путник был не простым человеком, тем более удивительно было не увидеть у него ни пистолетов в седельных ольстрах , ни сабли под епанчой ни палаша под седлом.

На первый взгляд путник был совершенно безоружен. Сей удивительный факт заставлял сомневаться в здравом уме человека, отправившегося в ночной лес, когда туда и днём без охраны не рисковали соваться те, с кого было, что взять и кому было, что терять. Не спокойно было на дорогах. Смута в стране закончилась. Во всяком случае, о том было торжественно заявлено. Поляков «лисовчиков» побили, запорожских черкасов перевешали, своих казачков доморощенных, кто под государеву руку не перешёл, под нож пустили, но порядок в державе навести у новой власти пока ни сил, ни средств не хватало. От того и шалили лихие людишки по лесам да просёлкам. Управы на них у государевых людей подчас просто не было.

Лета 7128 аугуста в 12 день на реке Сухоне, между речкой Юрменьгой и деревней Копылово, разбойниками было ограблено судно, на котором из Сибири в Москву, по делам государственным, плыл боярский сын Федька Пущин со товарищи. Разбойники взяли у них денег 326 рублей, платья, мехов да разной рухляди на 257 рублей 30 копеек. Деньги знатные! Простой стрелец за год пять рублёв жалования имел. Да, ладно стрелец, сотник от царской казны 12 рублёв получал, а стрелецкий голова не больше тридцати. Хороший у татей улов получился! Федька в Устюг в одном исподнем явился, бороду на себе рвал. Помощи просил. Кричал дело за ним государево. Воевода Стромилов с полусотней городских казачков бросился было в погоню, да ватаги воровской и след простыл. Одни головешки от простывшего костра и ни души. Тайга кругом.

С тех пор с безопасностью в округе ничего не поменялось. Мало кто отваживался даже днём ездить по лесным тропам без хорошо вооружённого сопровождения, а когда наступали сумерки, только за городскими стенами можно было чувствовать себя в относительной безопасности. И вдруг по едва различимой ночью лесной тропе двигался всадник, как будто совершенно не переживающий за свою жизнь! Подобное безрассудство, как правило, не оставалось безнаказанным. Не стала исключением беспечность и этого путника, дерзко презревшего опасности ночной дороги.

Среди деревьев замелькали сполохи разом зажжённых факелов. Послышались голоса, а над самым ухом путника раздался лихой бандитский посвист, от которого в жилах стынет кровь и душа христианская уходит в пятки. Тропу перегородили две мрачные фигуры в бесформенных балахонах, резко взявшие под уздцы испуганно прядущую ушами лошадь.

– Ну всё, раб Божий, приехал… – сказал один из них с лёгким польским выговором, – Слазь. Суму вытрясай. Мы тебя грабить будем!

– Dobry kon! – чувственно, как про желанную женщину, произнёс второй разбойник, успокаивающе гладя нервную лошадь по трепетной, бархатной шее.

Между тем рядом уже собралось два десятка вооружённых до зубов голодранцев, одетых в рваные польские кунтуши, русские охабни с чужого плеча и крестьянские домотканые зипуны. Выглядело это пёстрое воинство точно свора голодных собак, затравивших кролика в чистом поле. Общение с ними не сулило пленнику ничего хорошего просто потому, что понятие «всё хорошее» у этих «милых» людей никак не включало добродушие и человеколюбие.

– Ну чего ждёшь? – нетерпеливо спросил первый разбойник, для убедительности направив на всадника взведённый пистолет, – Вот сделаю в тебе дырку, тогда поздно будет.

Всадник слез с лошади что сделать ему было непросто, ибо был он весьма небольшого роста и властным движением, как господин слуге, бросил поводья разбойнику, говорившему по-польски.

– Uwaga, Zolnierz! – сказал он ему надменно и властно, – Odpowiadasz swoja glowa!

– Co? – растерялся от подобной наглости разбойник, удивлённо озираясь на своих товарищей, но таинственный пленник, неудосужив голодранца ответом, повернулся к тому, который заправлял в этой пёстрой компании, и негромко, но требовательно произнёс глухим, привыкшим командовать голосом:

– Пусть пан отведёт меня к командиру. У меня к нему дело.

Первый разбойник, поправив на груди мятый офицерский горжет, с прищуром посмотрел на пленника.

– Я здесь главный. Мне говори, коли есть, что сказать?

На незнакомца ответ разбойника не произвёл впечатления. Он небрежно махнул рукой и сказал ещё более требовательно, чем в первый раз: