Отец и сын, или Мир без границ

Еда, еда, еда. Утром Женя открывал глаза и первым его вопросом было: «Что у нас на завтрак?» (Ну, что у нас на завтрак? Каша на снятом молоке и чай с чем-нибудь – здесь же не круиз и не пятизвездочный отель.) И так целый день. Вечером он беспрестанно канючил, выматывая душу ноющей интонацией: «Папа, помоем руки и пойдем ужинать» (пока все еще по-английски). Мытье рук из заурядного гигиенического акта превратилось в ритуал, как омовение священника, как жест Понтия Пилата. Из-под Жениного контроля не выпадал ни один глоток, сделанный в его присутствии: «Что ты съел (съела)? Можно еще овощей (мяса, меда)? Одну ложечку? Ты обещала» (никто ничего не обещал). «Я еще не ел меда» (вранье). «Не бери себе все!» (почти истерика). Педиатр, осмотрев его, успокоил нас, что вес в норме. «Пока», – мрачно констатировал я. «Пока», – добродушно согласился тот. Уже ходили по всем улицам горы колыхавшегося мяса, но эпидемия ожирения разразилась в Америке позже, а в Европе, если не ошибаюсь, она никогда не достигла столь угрожающих размеров, но нам не требовалась официальная статистика: мы ведь почти со дня рождения нашего сына жили с этим кошмаром.

Из диалогов. Читаем стишок о старушке, которая испекла старику торт (в переводе):

– Зачем старушка испекла старику торт? Торты и пироги портят зубы.

– У старика не было зубов.

– Но от них толстеют.

– Нет, взрослые не толстеют; только дети. К тому же старик был очень худым.

– Папа, пожалуйста, купи мне пирожок.

– Нет, мой родной. Ты ведь знаешь, от пирожка ты растолстеешь.

– Я растолстею от одного пирожка?

– Нет, от одного не растолстеешь.

– А от двух?

– Тоже нет.

– А от трех?

– От трех ты станешь чуть толще.

– Ты сказал чуть толще? Но не очень толстым?

– Нет, не очень.

– А от четырех?

– От четырех ты по-настоящему растолстеешь.

– Почему же ты купил мне тот пирожок в Италии? (У Жени была несравненная гастрономическая память.)

– Это был особый детский пирожок.

– Что в нем было такого особенного?

Почти все разговоры кончались моим поражением: рано или поздно светлый ум собеседника выявлял мои слабости и противоречия, и я оказывался загнанным в угол.

(Женя и наш сосед через дорогу, стилизованный, но абсолютно правдивый диалог):

– Сэр, что вы здесь делаете?

– Мою машину.

– Зачем, сэр, вы ее моете?

– Я хочу, чтобы она была чистой.

– Тогда я вас съем.

– Я невкусный. Спроси мою собаку.

– А я съем только мясо.

Здесь суть не в поедании противника, а в том, что, как и в прошедшие годы, Жене нравилось воображать себя кровожадным и грозным.

5. Лингва и билингва. Четыре года

Смерть, она смерть и есть. На самом деле я не лев. Плохо ребенку без отца. Три медведя в одной спальне. Неродная родная речь. Вершины красноречия. Пир, который всегда с тобой. Все хорошо то, что хорошо кончается

Женя случайно услышал, что умерла бабушка наших знакомых (из Остии), и долго беспокоился: «Умерла? Почему умерла? А наша бабушка? Я не хочу быть старым!» Ясное дело, кто же хочет? Мать Золушки тоже умерла. «Отчего? Она была старой? Съела ядовитый гриб?» Ядовитый гриб – это мухомор, который съел Барбар, царь слонов, герой одноименной сказки. Но вот мы нашли двух выпавших из гнезда птенцов. Случайно гостившая у соседей женщина-орнитолог определила их принадлежность (они оказались не парой) и объяснила, что дома их не выкормить. По ее совету мы положили птенцов на высокое дерево, где родители вроде бы найдут и прокормят их. Я в эту теорию не поверил и огорченно заметил, что они погибнут от голода или их сожрет кошка. Женя долго еще повторял без тени сочувствия: «Кошка их уже, наверно, сожрала».

Зато от вымысла он всегда был готов облиться слезами. Ника читала ему «Серую шейку» Мамина-Сибиряка. Эта сказка о том, что у одного из утят переломано крыло, а наступает зима; пора улетать. Перед мамой-уткой страшный выбор (хорошо известный тем, кто пережил войны нашего времени): либо всем остаться на озере и погибнуть, либо улететь, бросив Серую шейку. Мать решает улететь. Этот поворот сюжета был выше Жениного понимания: как может мать оставить ребенка на верную гибель, на съедение лисе? Значит, лучше всем погибнуть? Женя отказался сделать выбор и не пожелал слушать дальше, пока Ника не пообещала ему, что конец будет счастливым. (Озеро замерзало все больше, и все ближе подползала к полынье лиса, та самая, в зубах у которой побывала Серая шейка – оттого и крыло сломано. Но в последний момент появляется крестьянин и забирает полумертвую птицу к себе в избу.) Литературную уточку пожалел, а о живых птенцах осведомлялся с интересом чуть ли не в надежде, что кошка до них уже добралась.