Отец лучшей подруги

Лея на моих темных простынях.

Лея с задранной до шеи футболкой и без белья.

И Лея на коленях, в отеле, когда в ее темном взгляде я чуть не сгорел заживо.

Приехав домой, привычно спускаюсь в бассейн. Выматывающая тренировка — вот, что помогало раньше и что поможет мне сейчас сбросить хотя бы часть напряжения, из-за которого я скоро буду похож на закипающий чайник.

Из носика, который у меня стоит весь день, тоже скоро пар пойдет.

Но дорогу к раздевалкам мне преграждает Родион.

— Разворот-поворот, Платоша. Никаких тренировок на сегодня!

— Но у меня годовой абонемент! Пусти, Радик. Я в порядке!

— Не хочу ничего слышать. Трупы мне в бассейне не нужны.

Двери спортклуба захлопываются у меня перед носом. Не могу в это поверить!

Плетусь к лифту и поднимаюсь в квартиру. На барабанные перепонки тут же обрушивается детский плач и Юлин крик.

Не разуваясь, лечу к дочери, уверенный, что вот Костя и показал свое истинное лицо. Накричал на нее, не справился с ребенком, сорвался.

Но от увиденного становится стыдно за свои мысли.

Юля плачет у Кости на груди и громко вопрошает сквозь слезы, что же ей делать. Костя разрывается между женой и сыном — Егор тоже плачет, в своем шезлонге.

Вокруг него растекаются лужи чего-то белого, и сначала я почему-то решаю, что это грудное молоко и не понимаю, почему так много? 

Но потом вижу и сброшенную на пол бутылочку.

Я не знаю, за что хвататься, поэтому какое-то время так и стою на месте. Но крик младенца резонирует с головной болью, так что решаю заняться Егором, все равно Юля от Кости не отлипает.

Достаю внука из шезлонга и свободной рукой тянусь к шкафчику, в котором лежат его любимые детские печеньки. Они всегда действуют безотказно.

Но день сегодня такой… Когда все через жопу.

И дверца шкафа, которое до этого и так еле держалась, сегодня, как назло, срывается с петель и углом влетает мне прямо на палец.

К вою младенца добавляется моя ругань, а Юля при виде оторванной дверцы начинает рыдать пуще прежнего. По лицу Кости сложно что-то прочесть, но и так понятно, что он мечтал бы оказаться сейчас где-нибудь в другом месте.

Через полчаса уровень децибел в доме все-таки удается снизить.

Шмыгая носом, Юля сидит над кружкой дымящегося чая. Егор мусолит беззубыми челюстями любимую печеньку. Костя протирает загадочные белые лужи. Я прижимаю пакет замороженного горошка к ушибленному пальцу.

Молчание давит на уши хуже криков, поэтому, откашлявшись, спрашиваю:

— Вы решили кормить его смесью? — задаю очевидный вопрос. — А почему, Юль? Тебе все-таки не хватает молока?

Мне бы тут и заткнуться, тем более Костя за Юлиной спиной усиленно машет руками, но что я с собственной дочерью, что ли, не могу поговорить?

— А почему решила завязать? Молоко же для ребенка полезней?

— Да ты что?! А то я этого не знаю, папа! Лучше бы квартирой занялся, чем мне советы давать, как грудью кормить!

Юля летит к себе. Рыдания возобновляются, но уже за дверью.

— Что я такого сказал? — смотрю на Костю. — Почему ей надо всегда так реагировать?

Костя выжимает губку в раковину и устало трет лицо.

— С вами мы каши не сварим, Платон.

— И ты туда же! Вы бы хоть объяснили, что происходит! Клещами же из вас все приходится вытягивать, ничего нормально не говорите!

— Дело в том, Платон… Что вы тут не помощник. Как и я. И ничего мы с этим не сделаем.

— Почему? Смею напомнить, что я сам дочь вырастил. Так что прекрасно знаю, через что проходят молодые родители!

— Вы хоть молодым отцом и были, но вряд ли вы были в том же положении, как Юля, — отвечает Костя. — Поэтому знаете, что Платон… Вы правда хотите помочь?

— Спрашиваешь тоже!

— Тогда привезите Лею.

Мой энтузиазм падает ниже нуля.

— Позвони ей, она сама приедет.

— Не приедет, — качает головой Костя. — Я уже звонил. Она наказана за вчерашнее.

Изучаю рисунок своих ногтей. Очень увлекательное занятие, как оказалось.

— Юля уже знает, что Лея вчера была в клубе, — продолжает Костя. — Так что сама она звонить ей вообще не хочет. Обиделась за то, что Лея в клуб без нее пошла и что соврала, что вчера так задержалась, потому что была только у врача с вами. Насколько я понял, раньше Лея ей никогда не врала. В общем, я бы в это дело не лез. Но Юле нужна ее помощь, а подруга у нее одна… Я помочь уже пытался, но, вы видите, к чему это привело… Поэтому езжайте к Лее домой и сделайте так, чтобы мама отменила наказание. Не знаю как, но привезите Лею сюда. Сможете сделать это ради дочери, Платон?

Глава 17. Материнство и женщина 

Распахиваю дверь кухни и замираю.

Не показалось…

Платон — самый настоящий! — сидит перед тарелкой винегрета. К салату мама добавила куриные битки и сырную нарезку. В крохотных, будто наперстки, рюмках разлита багровая вишневая наливка.

Платон при виде меня аж в лице меняется.

Его цепкие зеленые глаза бесцеремонно проходятся по моим голым ногам и коротким шортам, выжигают дыру на плече, с которого сползла лямка.

Но только, когда его взгляд все-таки добирается до моего лица, Платон, не глядя на рюмку, опрокидывает в себя алкоголь опытным размашистым движением.