Отец лучшей подруги

С таким трудом добытую материнскую грудь Егор, конечно, отпускать не желал. Еще и потому, что этого требовал инстинкт — если молока мало, надо сделать так, чтобы его стало много. А добиться этого младенец может только постоянным стимулированием, проще говоря, повиснуть на матери так, что не оторвешь.

Вот Егор и висел.

Подозреваю, что только благодаря упорству сына, у Юли вообще оставалось молоко. Ведь кормления она сократила резко, а возможности увеличить частоту прикладываний не было.

После того, как Юля уезжала, начиналась смена Кости. 

Сначала Юля оставляла сцеженное молоко, когда оно у нее еще было. Но после ночных бдений Егора, молока в груди больше не было, поэтому днем Костя снова пытался кормить сына смесью.

Юля пробовала даже вводить прикорм. Именно так в его рацион плотно вошли бублики да печенья, которые, по уму, давать было тоже рано, но отбирать их у него теперь не решался даже Костя. Но человеческую еду, даже пюрированную, Егору есть еще рано. 

В итоге мать и дитя оказались в порочном круге, в котором одна не могла придерживаться своего решения до конца, второй — получал желаемое после нескольких часов истерики. А третий просто тянул на себе все остальное.

Егор уже выучил ритуал. Если хорошенько покричать, то непривычная еда и резиновая соска исчезнут, а появится родная и теплая грудь.

Все это я и объясняю Косте, а еще озвучиваю выводы, к которым пришла. 

Они однозначные — с грудным кормлением надо заканчивать.

Костя бледнеет.

Легко представить, какой по силе будет истерика нашего спящего ангелочка, если грудь он так и не получит.

— Но как завязывать? — шепчет он. — Юля первая сдастся. Она не выдерживает его плач…

— Знаю, поэтому Юле придется уехать. Ненадолго, всего на пару дней. Это один из гарантированных методов. Тогда Егор не будет чувствовать ее рядом. Понимаешь, он не может не начать есть. Тысячи детей растут на сухих молочных смесях, в этом нет ничего страшного. Просто у него закрепилась привычка, а мы сейчас должны разорвать связь между истерикой и появлением молока.

— Уезжать обязательно?

— Консультант сказала, что да. Пока Юля будет рядом с сыном, мы ничего не добьемся.

Костя кивает.

— И на это время, ты останешься у нас?

По уму, чтобы помочь Косте, мне нужно переехать к Дмитриевым. Но я не могу. Не могу снова остаться у них на ночь.

Не могу видеть Платона дольше нескольких минут. Не хочу позволять сандаловому аромату наполнять мои легкие так, чтобы потом, всю дорогу до дома, пытаться отдышаться.

Последние два дня я Платона почти не вижу, и меня это устраивает. Когда он возвращается домой, я уже в дверях. Я убегаю, едва ли не на задержке дыхания, сопротивляясь древесным ноткам всем своим благоразумием.

Остаться же на ночь — значит, лишний раз испытать себя на прочность. А стойкости во мне не осталось. Стоит Платону задержать на мне свой взгляд дольше обычного, и мое самообладание испарится как лужа на раскаленном асфальте. Слава богу, Платон тоже решил игнорировать меня. 

Мотаю головой и отвожу взгляд на исписанные листы, лишь бы не смотреть на Костю.

— Нет, нет. Оставаться у вас я не смогу… Тем более, мама в Омск улетела, и Яков там один. Я буду приезжать рано утром, как сейчас, а вечером уезжать домой.

Мой брат прекрасно прожил один несколько лет в России, и Костя это знает.

— А может, передумаешь и останешься?…

Можно было бы решить, что он ко мне подкатывает, но это не так. Ночные истерики — его личный кошмар, оставаться один на один с орущим ультразвуком ангелочком, которому ты никак помочь не можешь, потому что груди и молока у тебя нет, то еще испытание для мужчины.

— Нет, Кость, не останусь. Не переживай, ты справишься. Уверена, хватит одной, максимум двух ночей, и Егор быстро поймет, что истерикой он ничего не добьется…

Вижу, как он, задумавшись, опрокидывает в себя чашку, но кофе он уже выпил. Чашка пустая. Костя полностью погружен в безрадостные мысли.

— Ох, уж этот Платон... — выдыхает он. 

— В смысле?

Костя вздрагивает от неожиданности. Судя по ошалевшему виду, он проболтался.

Платон что-то рассказал Косте? У него настолько хорошие отношения с зятем, чтобы девок обсуждать?... 

А потом меня, как молнией прошивает. Ну конечно! 

Мой пароль от фэйсбука.

Ведь Костя взломал мой фэйсбук, чтобы говорить с Юлей, обходя запреты Платона. Хакер он отменный, соцсети для него плевое дело.

А паролем у меня было: «Platon4ever». Платон навсегда.

Сложно найти разумное объяснение такому странному сочетанию! Еще тогда, полтора года назад, Костя все понял. И все это время только находил подтверждение своих догадок…

Я вдруг понимаю, что не знаю, что говорить. Костя первый и пока единственный человек, кто знает о моих чувствах.  

Костя трет лоб, запуская пальцы в волосы, и говорит с тяжелым вздохом:

— Лея, слушай, я ступил… Не выспался и ляпнул первое, что пришло в голову…  Я знаю только твой пароль. Больше мне ничего неизвестно, правда! Прости, кстати, еще раз. Я уже извинялся, но лучше повторюсь.

— Проехали, — отзываюсь хрипло.