Отец лучшей подруги

— Давно пора ему про репетиции рассказать, Юль. Не тяни. Ты же вернулась в балет, а не записалась в вооруженную группировку!

— Ой, мне так страшно, что лучше бы это были наркотики. Я как будто опять должна сказать, что беременна! Знаешь, в последнее время у нас с ним как-то все разладилось. Он меня не слышит, я его не понимаю… Спасибо, что ты рядом. Я тебе все могу рассказать, а ты — мне!

Обнимаю Юлю негнущимися руками, а губы сводит судорогой, настолько неестественной выходит моя улыбка.

Тогда же к нам возвращается Платон. На нем черная футболка и спортивные штаны. На меня он не смотрит. Я тоже стараюсь на него не глазеть, но получается плохо. 

— Лея, ты останешься на ужин? — это Костя.

У него на противне три рыбы, а если я останусь — нужна четвертая.

— Нет, не волнуйся, сейчас уйду… Только Юля кое-что скажет отцу.

Платон отрывается от Егора и поднимает взгляд на дочь. Меня он игнорирует, хотя Юля стоит рядом.

— Вот как? — выгибает бровь Платон. — Тебе теперь нужны адвокаты, Юля?

— Вот снова ты начинаешь! Ну зачем, папа? Я ведь еще ничего не сказала!

— Просто не понимаю, почему тебе вдруг понадобилось вступительное слово. Нельзя сразу, что ли, сказать?

Костя хлопает духовкой, чуть громче чем следовало.

— Знаете, что? С меня хватит. Вы двое совершенно разучились разговаривать. Я не знаю, как так вышло, но выносить этого я больше не могу. 

Платон и Юля смотрят на него в шоке. А я мысленно аплодирую.

Наконец-то Костя.

Еще не забудь сказать им, что за твои обалденные оладьи они тебе памятник должны при жизни поставить.

— Юля вернулась в балет, Платон. Теперь ей надо завязать с грудным кормлением. Мы с ней честно пытались добиться этого, но не вышло. Теперь мне с этим будет помогать Лея.

— Решил одну неудачную жену другой подменить? — цедит Платон, а Юля прыскает.

— С дуба рухнули? — ахает Костя. — Лея поможет мне с Егором! А Юля должна будет переночевать пару дней где-то еще, пока Егор не начнет есть смесь.

Ядовито-зеленый взгляд останавливается на Юле. Я стою рядом, и чувствую, как она вся сжимается.

— И давно ты тренируешься?

— Две недели, папа.

Ну и зачем врать? Уже месяц прошел. Сказала бы правду.

— Что ж… Спасибо, что сообщила. Сын твой и решение тоже твое,  — продолжает Платон, а Юля больно впивается в мою ладонь ногтями.

Ну вот зачем он ее злит? Как будто не понимает, что она не специально! Почему даже не порадовался за то, что вернулась в балет?

Юля жила без матери, ей не у кого учиться, как грудью правильно кормить. Кто должен был ей объяснить, что, как, да почему?! Как Платон может этого не понимать?

— А уезжать тебе обязательно? — продолжает допрос Платон.

Юля смотрит на меня. Я киваю.

— Другого варианта нет. Пока я рядом, Егор будет ко мне тянуться.

— Тогда езжай к бабушке.

Хороший вариант, кстати.

— Нет, не выйдет, я на электричку не успею, — вздыхает Юля. — С этими пробками после репетиции я просто не доберусь до вокзала вовремя. Не знаю, как живут люди в пригороде… Это такие расстояния! Как можно преодолевать их ежедневно! Разве свежий воздух того стоит?

— Прекрасно живут, — говорит он. — Говорил я тебе, что давно надо было на права сдать? Тогда и не было бы никаких проблем с расстояниями. Что там до бабушки ехать? Или вон Костя может тебя отвозить!

— Вот Косте только этого и не хватает! — взрывается Юля. — Давай он еще будет со мной и Егором по пробкам таскаться дважды в день на другой конец города!

Атмосфера снова накаляется.

Какая муха Платона укусила? Почему у него такое лицо? Что Юля сказала такого? Я не узнаю его! Раньше он никогда не говорил в таком тоне с Юлей.

— А на выходных репетиций у тебя нет? — беру ситуацию в свои руки. — Бабушка это отличный вариант. Может, в субботу поедешь?

— А вы справитесь за одну ночь? Мне в воскресенье вечером надо в город вернуться, в понедельник рано утром репетиция…

— Не справимся, — подает голос Костя. — Егор очень упрямый.

Он бросает быстрый взгляд на мрачного Платона и продолжает:

— Давай, Юль, я тебя в пятницу вечером после репетиции сам к бабушке отвезу, как Платон и предлагает. Посидишь с Егором, Лея?

Это значит, что Платон может вернуться домой, пока я буду здесь.

Быстро киваю, выбора у меня нет.

— Тогда договорились. Может, все-таки останешься?

— Нет, нет. Спасибо, Костя. В другой раз.

В коридоре, пока я одеваюсь, Юля горячим шепотом жалуется на отца. Раньше я думала это всего лишь ворчание вечно недовольного подростка, но теперь и сама не понимаю, почему Платон в штыки воспринимает едва ли не каждое сказанное Юлей слово. И ремонт ему не нравится, и то, что прав у нее нет. Почему они перестали слышать друг друга, как раньше?

— Не выдержу я однажды, — в довершении всего Юля шмыгает носом, и я понимаю, что она уже плачет. — И тогда мы ка-а-а-к съедем с Костей! А он останется один! И поделом ему будет.

— Юль, ну не плачь…

— Да как не плачь… Да я же, проклятье, впервые после родов вернулась к репетициям… А он…Поздравил, может? Нет! Только к машине этой зачем-то привязался. Неудивительно, что он с таким характером жены себе не нашел! Как его терпеть? Вот скажи, ты смогла бы?

— Я? Что смогла бы?