Отец лучшей подруги

— Да брось, это же праздник. Поедем вместе шары выберем, хочешь? Тут такая огромная елка, что нужно будет скупить, наверное, весь магазин. Ты не представляешь, сколько всего понадобится, чтобы ее нарядить…

— Аааааа, как круто, — выдыхает Юля. — Очень хочу… Давай через неделю?... У меня сейчас напряженный график репетиций, а там уже полегче будет. Ближе к праздникам. И я знаю один офигенный магазин с новогодними украшениями, там такие елочные игрушки, закачаешься!

— Супер… Когда скажешь, тогда и поедем. А нам сначала надо двор расчистить, чтобы к этой елке вообще подойти. Если снег так и продолжит идти… Черт, тогда вам придется выкапывать нам вместе с домом и этой трехметровой елкой.

Юля смеется, потом замолкает, но не торопится прекращать разговор.

Я тоже. Я смотрю на темный силуэт елки, ее заметает. Пушистые темные лапы подрагивают на ветру, как будто она тоже машет Юле.

— Лея, кто бы мог подумать, что будет вот так, как сейчас, правда? — шепчет Юля. — Я так рада. Правда… И мне очень стыдно за все, что я наговорила и тебе, и ему… Как думаешь, папа меня простит?

— Я вижу, как ему не хватает тебя… Вы же раньше были только вместе. Всегда.

— Ой, ну хватит. У меня уже глаза на мокром месте.

— Тогда серьезно, — сразу меняю тон. — Почему ребенок до сих пор не спит?! Егору нужен режим. Он давно должен быть в постели, Юль!

— Начина-а-а-ается! Если он будет рано ложиться, то он меня даже видеть не будет! Сейчас поужинаем, и я пойду его укладывать. Сегодня моя очередь. Не волнуйся так за нас, Лея. И потом это ты всегда рассуждала и казалась чуть старше, чем тебе на самом деле. Это не для меня ложиться сразу после заката, как некоторые престарелые пенсионеры!

Чтоб все пенсионеры так отжигали перед сном…

— Ужин готов! — доносится с кухни вместе со звоном тарелок.

— Люблю тебя, Лея. Папе привет!

— Пока, Лю. Спасибо, что позвонила.

Спрятав телефон в кармане кардигана, стою какое-то время, глядя на падающий снег.

Променяла бы я то, что у меня есть на шумные вечеринки после полуночи, на жизнь в городе, где нет такой собственной елки во дворе? Где нет тишины и снега уже даже не по колено, а куда больше?

Нет.

И пусть все складывается не так идеально, как я представляла. Но и не все так плохо, как мне казалось в больничной палате.

Хотя свет нам точно не помешает. Я тихо матерюсь, когда влетаю мизинцем в лестничную ступень, а весь остаток до спальни немного хромаю. Особенно если Юля с семьей все-таки приедет на праздники…

Тихо юркаю под одеяло, стараясь не разбудить Платона. Тру между собой озябшие ноги, как вдруг он с шумом переворачивается ко мне. Вжимает в свое горячее обнаженное тело.

— Давай сюда свои ледышки… — шепчет он хрипло.

Прижимаюсь пальцами ног к его ногам. Вот теперь можно и поспать.

— Кто звонил?

— Юля… Позвала их елку украшать…

— Согласилась?

— Да. Тебе привет…

По его дыханию чувствую, что он еще не спит. Кто бы мне сказал, что когда-нибудь я буду в его постели передавать ему привет от собственной дочери… Я бы рассмеялась во весь голос, услышь я такое.

— Нужно обставить им комнату… — продолжаю. — И свет провести.

— Да брось, достаточно провести интернет. Если у них будут гаджеты, остальное они не заметят… Займешься?

Резко переворачиваюсь к нему лицом.

— Ты хочешь… Чтобы обустройством твоего дома занялась я?

Он только смотрит на меня. Как же бесит вот эта его способность — глядеть абсолютно непроницаемыми глазами.

Я тут за неделю себя уже извела, потому что непонятно, на каких правах я живу в этом доме. Можно мечтать, что вот тут будет стол стоять и какие стулья нужны на кухню, или лучше не надо? И диван в гостиную Платон будет выбирать сам, потому что только ему тут и жить? А он так просто говорит: «Займешься?»

Нет, конечно, дело не в признаниях… Но и в них тоже. Без очевидного признания чувств в его постели, в его доме я чувствую себя на птичьих правах. В квартире было легче, а тут… В доме все вопит о том, что ему нужен хозяин. И хозяйка тоже.

Успеваю только моргнуть, а он уже нависает сверху. Проводит языком по моей губе и коленом разводит мои бедра. Есть очевидное преимущество в том, что Платон предпочитает спать голым. Не надо тратить время на раздевание.

Но с привычкой все острые углы сглаживать сексом надо что-то делать… Потом.

— Вот ты дуреха… — только и говорит Платон.

— И все же… — успею выдохнуть я, когда его пальцы впиваются в мои бедра.

— Ни в чем себе не отказывай… — шепчет он в мои губы.

— Я хочу заказать подъемный кран для того, чтобы нарядить елку во дворе, — выпаливаю на одном дыхании.

— Похвально, что в такую минуту ты думаешь о подъемном кране…

Меня выгибает, потому что он наполовину уже во мне.

— Ты забыл пре…

Он накрывает мои губы и снова не дает договорить. Делает глубокое движение, погружаясь в меня до упора. Обхватываю его талию ногами, а одеяло сползает куда-то на пол.

— Все, что хочешь, Лея… — шепчет он, двигаясь медленно, сладко и томительно. — И подъемный кран, и что угодно…

Распахиваю глаза, но зрение все равно подводит.

— А ты? Что хочешь ты, Платон?...