Отец лучшей подруги

А в шагах ста возвышается двухэтажный деревянный дом с огромными окнами. На его покатой крыше лежит снег, как и везде на участке. Вот почему ворота открывались с таким трудом и скрипом, а машина забуксовала на въезде.  

— Так вот ты какой, плод раздора в семействе Дмитриевых, — делаю глубокий вдох.

Мороз покалывает щеки.

— Пойдем внутрь, — тянет меня к дому Платон.

Внутрь приходится пробиваться с боем. Снега здесь по колено. Один раз я падаю, но Платон быстро поднимает меня на ноги.

— Хуже ребенка, честное слово, — рычит он. — Намокнешь — не согреешься потом. В доме отопления сейчас нет. Как включим и он прогреется, вот тогда и лезь в снег, сколько влезет.

— Слушаюсь, папочка.

— Лея!

Он вжимает меня в свое тело и целует. Так страстно, что снова становится жарко.

Потом тянет за собой на крыльцо, где заставляет отряхнуть весь снег с одежды и обуви и только потом открывает дверь. Снимает сигнализацию и выдыхает, глядя на темную гостиную. Изо рта вырывается облачко пара.

— Да уж, не май месяц… Куртку не снимай, обувь тоже. Хорошо отряхнулась?

— Да, Платон Сергеевич. Хоромы свои показывать-то будете?

— Не-а, — говорит он, сгребает меня в охапку и целует. — Сначала по заднице тебе дам.

И тут же исполняет угрозу. Но через одежду я почти ничего не чувствую.

— Нравится меня злить? — шепчет.

— Очень, — целую его в ответ. — А тебе нравится меня шлепать. Так что мы квиты.

— Каюсь, грешен.

Не прерывая поцелуя, он пытается добраться до моей голой кожи, но на мне слишком много лишней одежды. Зимняя лыжная куртка, штаны с подтяжками, свитер, колготки…

— Короче, быстрого секса не видать, — вздыхает Платон. — Пока тебя разденешь, матрешка, забудешь, зачем раздевал.

— Сам сказал, тепло одеться, — пихаю его в бок. — Давай уже отойдем хоть на метр от двери, озабоченный.

— Ладно, ладно… Ну в общем, это холл. Там лестница на второй этаж, а там, за дверью, кухня.

— А вы точно экскурсовод? — смеюсь. — Хотелось бы больше подробностей. Например, зачем тебе вообще такой огромный домище? Я думала, тут что-то вроде дачи. Шесть соток, грядка огурцов. Мама всегда говорила, что с возрастом тянет к земле…

— Нет, ты точно нарываешься, — цедит он.

С хохотом срываюсь с места и бегу к той самой лестнице. Она широкая, с коваными перилами. Изгибается на второй открытый этаж, как в особняках из голливудских фильмов. Кто бы ни был архитектором дома, постарался он на славу.

В пустом доме мой топот ничего не заглушает, а эхо только добавляет громкости. Ни ковров, ни светильников здесь еще нет. В белых стенах торчат провода для будущих ламп, бра и прочего.

Несусь по длинному коридору мимо распахнутых светлых дверей. Пустая комната, снова пустая, третья вообще склад оставшихся отделочных материалов.

И только возле четвертой я все-таки притормаживаю.

Возле розовых стен стоит узкая кровать с белым, как фата невесты, балдахином. Там же рядом с кроватью люлька, которая, впрочем, по размеру больше подошла бы кукле, а не ребенку. И тем более в нее не поместился бы Егор.

Платон замирает на пороге комнаты, тогда как я, сгибаясь пополам от смеха, трогаю балдахин и смотрю на узкую кровать, на которой спят очень маленькие девочки. Но никак не замужняя дочь.

Платон смотрит на мою истерику с мрачным видом, а потом говорит:

— Да нормальный балдахин, чего ты…

И вызывает у меня новый приступ смеха.

— Тебе еще повезло, что Юля это не видела. Я бы убила… А мы тоже тут спать будем? Чур я сплю под балдахином, а ты тогда тут, — показываю на люльку.

Платон закатывает глаза, качая головой, но я вижу, что он улыбается. Он уходит, и я иду за ним.

В глубине коридора на потолке появляется хотя бы вкрученная лампа вместо проводов, а еще там оказывается одна, все-таки обставленная спальня.

Ну как обставленная…

Там есть кровать. И при виде огромной кровати не могу сдержаться:

— Ого. А чего себе балдахин не приделал?

Платон только сверкает глазами в ответ, выходит из спальни и спускается на первый этаж по другой, менее пафосной лестнице. Та приводит сразу на кухню.

— Козырное место ты себе для спальни нашел. Удобно ночью перекусы незаметно для остальных наворачивать, — замечаю.

— А то.

Пока Платон возится с отоплением, осматриваю огромную кухню. В этом доме все большое, просторное, минимум стен и максимум воздуха. Может, так кажется, потому что здесь еще мебели почти нет, кроме двух с половиной кроватей, но если грамотно обставить дом, то ощущение простора, наверное, никуда не денется…

А уж елка… Какой красивой она будет, если нарядить ее на Новый год. Прямо во дворе. Своя пушистая трехметровая красавица!… Это же кран надо вызывать, чтобы всю ее нарядить?

Так.

Это что еще за мысли? Платон просто привез меня показать дом, который стал яблоком раздора в его семье. Никто меня еще тут хозяйкой не назначал. Надо унять воображение.

— Принесу продукты, пока все не замерзли в багажнике, — Платон обнимает меня со спины. — Приготовишь быстрый простой ужин?

— Яичница с беконом подойдет?

— Идеально.