Отец лучшей подруги

Возле Платона суетится Ида Марковна и Юля. Она наконец-то впервые за эти дни обнимает отца и говорит с ним не на повышенных тонах. Я вижу, как он стискивает ее плечо и целует в лоб. Потом пожимает руку Косте и говорит, что спасибо, что они хотя бы Егора не притащили.

А моя мама говорит, что Платон теперь так просто не отделается и, если понадобится, она обещает его и с того света достать.

И тогда-то все и оборачиваются.

Смотрят на меня, как будто чего-то ждут. Я чувствую себя также неловко, как на семейных торжествах, когда твой черед говорить тост.

От мысли, что здесь обе наши семьи и все они уже знают о нас с Платоном, у меня тоже подскакивает давление. В ушах шумит.

Платон смотрит на меня. И хотя в палате хватает людей, я вижу его одного. Не знаю, куда смотрели врачи, но впалые глаза и темные круги под глазами явно не свидетельствуют о том, что с ним все в порядке. Сердце снова болезненно сжимается.

— Иди сюда, конспираторша, — с кривой ухмылкой говорит он.

Смеются все, кроме меня.

Делаю несколько шагов. Палата небольшая, но кажется, что Платон сейчас на другом конце света. Не могу поверить в то, что это происходит на самом деле. Жутко непривычно, что теперь я могу вот так на глазах у всех подойти к нему и коснуться.

Даже обнять.

И мне больше не нужно отсчитывать про себя три секунды, чтобы эти объятия не казались неприличными или их можно было принять за что-то еще.

Все уже знают, что мы вместе.

Платон обнимает меня в ответ. Крепко, до хруста костей. И даже сажает рядом с собой, пока остальные продолжают стоять.

Черт, а я-то надеялась, что запас слез в моем организме истощился еще после коррекции зрения. Но нет, я опять плачу, уткнувшись в его плечо. И не могу разжать объятия. 

— Все хорошо, Лея. Со мной все хорошо… — тихо говорит он, касаясь моей спины.

Он продолжает меня обнимать, пока прощается с Костей и Идой Марковной.

— Мы вас подвезем, Сара Львовна? — говорит Юля со знакомым напором. — Пойдемте, в машине как раз места всем хватит.

Моя мама медлит.

По привычному сценарию я должна уйти вместе с ней. Но я поднимаю на нее взгляд, утираю слезы и обещаю позвонить. В ее глазах тоже стоят слезы, когда она выходит последней.

Перевожу взгляд на Платона. Он тоже смотрит на меня.

— Видишь, со мной все в порядке, а ты испугалась…

— Я слишком сильно тебя…

Он не дает договорить.

Затыкает меня поцелуем, порывистым. Стремительным. Страстным. Целует, пробуя на вкус. Прикусывает нижнюю губу и зализывает языком место укуса.

— Ты не хочешь, чтобы я говорила это? — успеваю выпалить, а он уже опрокидывает меня на постель, нависая сверху.

Снова целует, опираясь прямой рукой возле моей головы.

— Не надо... — шепчет между поцелуями. — Просто не надо…

— Все усложнять? — подсказываю.

— Убивать меня раньше времени.

— Что это значит? — отталкиваю его. — Так ты поэтому в больницу попал? Это тебя мои признания довели?

Пытаюсь подняться, но Платон успевает перехватить мои запястья и вжимает обратно в постель. Он как утяжеленное одеяло, что не дает вертеться в постели. И я быстро выдыхаюсь, перестаю сопротивляться.

Быстро уловив смену настроения, Платон ведет носом по моей челюсти, а после по шее. Жадно втягивает в себя мой аромат.

— Просто доверься, хорошо? — говорит. — У тебя было предостаточно времени, чтобы смириться с тем, что ты чувствуешь. А я успел забыть, каково это, когда ты даже дышать не можешь…

— Я не понимаю…

Его губы снова опускаются на мой рот.

Поцелуи воспламеняют, сбивают с толку, и будь я сильнее, я бы оттолкнула его, привязала к этой больничной койке и не отпустила бы, пока он не дал мне ответы на все вопросы. Но вместо этого меня выгибает дугой, когда, справившись с батником, Платон задирает мою футболку.

— Просто я не мастер говорить… — выдыхает он прежде, чем накрывает губами мой сосок. — Особенно о чувствах.

Сильный укус посылает по телу разряд тока. Голова кружится от потребности, радости, от того, что это его жесткое тело под моими руками. Что его сердце все еще бьется.

Он возвращается к моему рту, продолжая пальцами терзать грудь.

— Останься со мной, — произносит между поцелуями. — Мне мало оставшихся недель… Я не хочу, чтобы ты уезжала. Вот, что я пытаюсь сказать.

Сердце делает в груди кульбит. Смотрю в его горящие зеленые глаза.

— Ты это серьезно?

Кивает.

— Не обещаю, что со мной будет просто…

Он снова наклоняется к моим губам, тянет зубами нижнюю, так что по телу проносится волна сладкой дрожи.

— Но тебе точно будет со мной хорошо.

Я вдруг понимаю, что Платон успел одной рукой расстегнуть на мне джинсы. Его пальцы забираются под мое белье. Щеки горят, а призыв одуматься и не прибегать к таким откровенным ласкам сейчас, когда в любой момент сюда могут войти, так и остается невысказанным.

Стоит ему коснуться меня, и я больше не вижу причин сдерживаться. Мои бедра сами подаются навстречу его пальцам. Медленно поглаживая, Платон не сводит с меня глаз.

— Тот же взгляд… Я просто хотел увидеть этот взгляд, Лея… Больше ничего не говори. Сейчас мне достаточно даже этого.

Я все еще ничего не понимаю.