Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после

— Был у нас в компании такой человек — Серега Морозов. Когда он общался с Дуговым, тот время от времени посылал его на лекции домой к Головину — проследить, чтобы ученики его сильно не спаивали. Серега не верит ни в Бога, ни в черта, но после первого же визита, весь дрожа, рассказывал: «Блядь, я там всех этих существ, каких-то гомункулов видел в пробирках, вся эта нечисть трепетала, и я охуевал!» Прошло уже много лет, а Серега до сих пор, если его чуть-чуть напоить, разогреть, а потом просто напомнить о Головине, будет грязно ругаться в ужасе.

Вокруг Евгения Всеволодовича родилось немало легенд, из которых можно составить целую антологию. Большую часть из них трудно подтвердить или опровергнуть: к мистификациям Головин подходил с удовольствием и, главное, умением. Так, лично меня поражает полумифическая история, связанная со сборником Рильке, который вышел в 1971 году в издательстве «Искусство». Головин выступил составителем этого тома, в который вошли избранные стихи и письма австрийского модерниста в переводах Владимира Микушевича, Сергея Хоружего, Марины Баранович и Ивана Рожанского, по совместительству ставшего научным редактором сборника. На первый взгляд — добротно изданная книга одного из крупнейший издательств того времени, в которой не может быть никакого подвоха. А он есть:

Поскольку Рильке никогда не был для него чем-то значительным и работа эта была Головину скучна, он взял да и написал по-немецки пару писем от лица поэта, которые поместил в этот сборнике в обратном переводе с немецкого! Появление неизвестных ранее писем вроде бы изученного вдоль и поперек автора произвело фурор в рядах германоведов. Серьезные люди один за другим звонили Головину и спрашивали: где и при каких обстоятельствах ему удалось найти эти письма?

Никто не заподозрил подделки, а Головин спокойно отправлял любопытствующих изучать вопрос по неизвестным адресам. Когда обман вскрылся, книга уже была издана. Разразился страшный скандал, масштаб которого характеризует потенциал Головина. Ведь таким образом Головин плюнул не столько в Рильке, сколько в академическое сообщество — профанов в очках и со степенями. Им двигала не страсть к мистификации, а желание вытереть ноги о научный мир, который он презирал. Что ему в полной мере и удалось[234].

Против этой легенды говорит то, что имя Головина не значится в списке переводчиков книги. В пользу — такая реплика из редакционного предисловия: «Литературные достоинства и культурно-историческая ценность корреспонденции Рильке делают ее частью общего наследия поэта, далеко выходящей по своему значению за рамки узкобиографических материалов. Объем этой корреспонденции огромен, причем окончательно установить этот объем все еще невозможно: ежегодно обнаруживаются и публикуются новые письма, ранее остававшиеся неизвестными»[235].

Рассказать о том, насколько правдиво это предание, мог бы как минимум один из тех, кто работал над книгой, — переводчик и мистик Владимир Борисович Микушевич. Но некоторые загадки, особенно в случае Головина, лучше оставить без разгадки.

Мне же из всего жизнетворческого наследия Евгения Всеволодовича чаще всего вспоминается страшилка, которую он рассказывал с таким хладнокровием, что невольно задумаешься, не случилось ли это на самом деле: