Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после

На этом рассказ Ковенацкого обрывается. Хотя Кердимун и не назван здесь по имени, нет никаких сомнений в том, что именно он тот самый «близкий друг», чье присутствие должно было сделать эксперимент «более безопасным». Косвенно на сильнейшую психологическую зависимость Ковенацкого от наставника указывает тот факт, что в «группе Кердимуна» состоял уже упоминавшийся в этой главе Михаил Мейлах, который также подвергался жестоким «гурджиевским» методам просветления, однако, как и многие другие кердимуновские ученики, покинул «Казарму» и пошел своей дорогой. А вот Ковенацкий и Кердимун в самых разных источниках всегда идут вместе — так, будто это один человек. Например, в архиве писателя и антологиста Константина Кузьминского они неоднократно упоминаются через косую черту: «ковенацкий/кердимун»[219]. Через запятую их упоминает и Аркадий Ровнер: «Другой московской группой „четвертого пути“ в течение более десяти лет руководил Борис Кердемун[220], работавший в паре с поэтом и художником Владимиром Ковенацким. <…> он оказался властным и волевым человеком, под влиянием которого оказались окружавшие его люди и в первую очередь его друг Владимир Ковенацкий»[221]. В архивах «Диафильма» Кердимун также нигде не фигурирует по отдельности — что неудивительно, поскольку сам он не умел рисовать, хотя с помощью своего друга и вступил в Московский горком художников.

Последней каплей для Ковенацкого стал случай, произошедший в 1978 году. Ему под влиянием «духовного учителя» захотелось покинуть Советский Союз — целью были США. Из страны, однако, его не выпустили не соответствующие органы, а первая жена (та самая, которая, по версии сестры Ковенацкого, вышла за него ради комнаты в коммуналке): по словам Норы Григорьевой-Ковенацкой, бывшая супруга стала вымогать у него некую сумму взамен алиментов[222] (Олсуфьев называет точную цифру — две тысячи долларов). Кончилось все тем, что Кердимун уехал в Штаты один, а у Ковенацкого случился тяжелейший нервный срыв, который привел его в печально известную больницу имени Кащенко (ныне Алексеева). «После выписки приступы возбуждения прекратились, — пишет доцент Института ментальной медицины Северного государственного медицинского университета Игорь Якушев. — Художнику было назначено поддерживающее психотропное лечение. Ковенацкий по-прежнему жил у родителей, но он смог возобновить работу»[223].

За два года до смерти состояние Ковенацкого резко ухудшилось — после очередного стационара ему диагностировали лекарственный паркинсонизм, он практически не мог двигаться. Отмучился Ковенацкий в 1986 году. Если верить Олсуфьеву, умирал он тяжело. Это свидетельство невозможно подтвердить или опровергнуть, но Виктор так описывает последние дни нежнейшего из московских метафизиков:

Володи почти уже не было. Он страшно исхудал. Вова был крупным мужчиной, в теле. Неизвестно, что с ним делали, но за короткое время его превратили в обтянутый кожей скелет. Половина головы обрита, на ней были следы электродов. Следы от датчиков на нервных узлах. Руки страшно исколоты <…>. Временами он начинал бредить и что-то бормотать. А когда он приходил в себя, им владело одно только чувство: ужас. Он снова и снова шептал: «Забери меня… Забери меня отсюда…»[224]

Господь забрал Ковенацкого 25 мая 1986 года и отправил его прах в колумбарий Ваганьковского кладбища. «Его нет, а в памяти встает задумчивый юноша в очках, рисующий коня, лилового, как куст сирени, как закатное небо… А рисунок был черно-белым»[225], — написали его друзья в некрологе в газете «Московский художник», который одновременно служил приглашением на его персональную выставку.

Вообще, на мой вкус, в посмертном существовании Ковенацкому повезло куда больше, чем в жизни: песни на его стихи исполняют блэк-н-рольная группа «Шлем», ростовский минималвейв-ансамбль «Лето в городе», «Церковь Детства» Дениса Третьякова. Существуют в оцифрованном виде и песенки Ковенацкого в его собственном исполнении — камерно-непритязательном и почти нестерпимо печальном.

Но есть в его посмертии один сюжет, кажущийся мне, несмотря на всю его незначительность, самым забавным и потому заслуживающим внимания. В 2015 году бизнесмен-литератор Дмитрий Мизгулин начал выпуск антологии «Война и мир» со стихами разных поэтов, посвященными понятно какой тематике. В седьмом томе мы обнаруживаем следующие стихи Владимира Абрамовича Ковенацкого: