Отец смотрит на запад

Сердце стучало так, что Айнагуль не сразу поняла, что шаги в подъезде поднимаются выше по лестнице, а голоса совсем смолкли. Только когда где-то сверху хлопнула железная дверь, Айнагуль облегченно заплакала.

Она гладила плотную узористую ткань корпе и глядела на нее так ласково, как смотрела бы на бабушку или мать, если бы та или другая возникла на пороге с обещанием избавить ее от замужества. С пятью миллионами можно начать жизнь заново.

Вот только никто не придет, не посоветует, она должна соображать сама. Можно было бы схватить корпе и побежать, но куда? Аманбеке говорила, что автобус до райцентра ходит только по утрам. Там на вокзал и на поезд куда-нибудь подальше отсюда. Знать бы расписание. Деваться некуда, с Тулином нужно провести еще одну ночь. Оставить корпе здесь и молиться, чтобы никто не заявился и не нашел деньги. Если только спрятать ключ, но это будет слишком подозрительно. Догадливая Аманбеке первая прибежит сюда с кувалдой Тулина и вышибет дверь. Нет, нужно сделать дубликат.

Айнагуль посмотрела на часы, затем на спящего Асхатика. До прихода Тулина оставалось достаточно времени. Она взяла сына на руки и, ловко обмотав его пеленкой, привязала к себе. Пряча зардевшееся лицо, вышла из подъезда и засеменила в сторону рынка.

Никто в поселке не называл это место рынком. Закуток с несколькими ржавыми прилавками был известен как базарчик. Под навесом маялись продавцы импортного товара, чаще всего турецкого трикотажа и китайских безделушек, совсем как родители Айнагуль. Бойкие бабушки, укутанные, несмотря на жару, во много слоев серого тряпья, напоминали воробьев. Они нависали над ведрами друг друга, как будто на глаз определяя качество сметаны или масла. Возле них нарезали круги мелкие пацаны с тощими руками и ногами, похожими на обгорелые палки. Они выпрашивали мелочь на мороженое, но в лучшем случае получали стаканчик жареных семечек или мутный леденец, который все называли петушком, хотя по форме он напоминал чайную ложку. В худшем кто-нибудь из взрослых не выдерживал, ловил сорванца за немытое ухо и, хорошенько оттаскав за него, гнал прочь.

Один пацан с разбитыми коленками, залитыми зеленкой, замер и уставился на Айнагуль. Она, конечно, понимала, как выделяется среди местных жителей, и это ее до сих пор смущало. Улыбнулась, мальчуган расплылся в ответ, обнажив поломанный наискосок передний зуб. Айнагуль огляделась, нет ли кого знакомого, и быстренько прошла в дальний угол базарчика. У самого заборчика, на котором махали рукавами кофты, на подстилке сидел дедушка, перед ним стояла табуретка с подпиленными ножками и переливалась на солнце, усыпанная бронзовыми ключами. Айнагуль воровато посмотрела по сторонам и протянула старику ключ от квартиры. Дедушка, не поднимая набухших век, буркнул про две сотни и час времени и сразу принялся за работу. Айнагуль замешкалась: если отдать мастеру двести рублей на дубликат ключа, у нее не останется денег на еду. Но тут же перед глазами возникла нарядная корпе с тайником, и Айнагуль, пожалев, что не прихватила с собой хотя бы одну пятитысячную, робко кивнула.

Она бродила между прилавками и рассматривала умопомрачительно пахнущие пирожки и чебуреки, которые не собиралась покупать. Исподтишка, как это делают люди, когда коротают время. Тут из-за спины послышался знакомый голос.

– Ойбай! Айнагуль, ты ли, дочка?

Айнагуль сначала вздрогнула, затем обернулась и расплылась в вежливой улыбке. Перед ней стояла Марина. На соседке был обширный сарафан длиной чуть выше бугристых коленей, раскрашенный под зебру. Марина переминалась с ноги на ногу, а черно-белые полосы пестрели и создавали иллюзию, что Марина то увеличивается, то уменьшается в размерах.

– Здравствуйте, – тихо проговорила Айнагуль и положила бледную руку на спинку все еще спящего Асхатика.

– А ты с кем здесь? – сощурилась Марина.

– А вот мы с Асхатиком…

– И одних вас так отпустили? – перебила Марина и лениво вытянула толстую шею, пытаясь заглянуть в личико привязанного к матери ребенка. – Неужели Тулин разрешил?

Айнагуль пожала плечами и зыркнула в сторону старика-ключника. Тот согнулся над блестящим табуретом так, что были видны только узористая тюбетейка и худые, но удивительно жилистые молодые руки. Если прищуриться, узор на тюбетейке оживал и переливался калейдоскопом.

Ключи горели и струились, будто костерок.

– Тебе нехорошо? – спросила Марина с неожиданной заботой.

– Нет, нет, все в порядке, – быстро затрясла головой Айнагуль, отгоняя иллюзии. – Просто мы пошли за продуктами, а у меня украли деньги.

– Ой, ну это наверняка эти… горохи! – Марина кивнула в сторону мелких круглолицых мальчишек.

Те, поймав ее грозный взгляд, разбежались в разные стороны, чем-то и правда напоминая горох.

– Вы только не говорите Аманбеке и Тулину.

– Что ты, конечно, не скажу, – радостно заверила Марина.

Айнагуль благодарно кивнула и по физиономии соседки поняла, что та обязательно все расскажет, приукрасит и, может быть, даже добавит что-то от себя. А значит, терять нечего.