Отголоски тишины

Софья, дочь нашего барина, оказалась приятной очаровательной девушкой с прелестным личиком, несколько бледным (особенно в контрасте с длинными каштановыми волосами) и большими синими глазами. Вот если бы она мне встретилась где-нибудь, когда-нибудь, да просто в другом месте, у меня бы и мысли не возникло, что она может быть дочерью графа, ну совершенно ничего общего! Вообще ничего ни во внешности, ни в характере. Как-то все в ней не от графа, нет спеси его, нет плещущей через верх злобы. Лишь искренность в ней, доброта да женственность, настоящая, подлинная…

Правда, это я увидел после. Сразу рассмотреть ее, мне не удалось.

Уже на следующий день ранним утром она в сопровождении отца спустилась в мою каморку. Я непроизвольно задрожал, опустил глаза, изо всех сил стараясь на нее не смотреть. Кто знает, что у графа в голове? С его замашками вполне вероятно для меня все закончится еще до того, как я пойму, зачем я здесь. Так что я отводил глаза, рассеянно кивал, а в ответ на ее вопросы лишь невнятно бормотал. Она все это видела и, похоже, такое положение вещей очень ее забавляло. Оно и понятно, ей все шуточки, а мне они могут и боком выйти.

Сам граф, как я сразу понял, был полностью равнодушен к книгам. Я бы ничуть не удивился, если бы оказалось что он и читать не умеет. Да и зачем ему это надо? На то приказчик имеется, я, на худой конец…

На протяжении всего времени пока я сквозь зубы и частенько невпопад отвечал на вопросы его дочери, втайне надеясь, что такие ответы не подпадают под запрет разговаривать с ней, он откровенно скучал. Я все сильнее терялся, слова давались мне с каждой минутой труднее, а когда граф заприметил на стеллаже мятую шляпу, которую я забыл-таки спрятать, остатки моего красноречия исчезли окончательно.

Как ни странно, мучения скоро закончились. Граф, несколько секунд повертев в руках шляпу, забросил ее обратно. Потом, то ли действительно вспомнил о чем-то важном и неотложном, то ли ему просто надоело стоять столбом в окружении творений мастеров слова, он прошептал что-то на ухо дочери и скрылся за дверью. Послышались его шаги, затихающие, удаляющиеся…

– Ну, хватит уже. Отец ушел. Показывай где мои книги?

Будто только в тот момент я услышал этот голос. Ее голос! Тот самый бархатный, грудной, нежный, зовущий, певучий и ласковый, такой близкий и такой знакомый… Я замер, но лишь на мгновение, медленно поднял на нее глаза. Я еще не видел ее, но воображение уже набросало портрет. Она! Ее лицо, прекрасное лицо! Я знал его всегда, ее глаза я помнил вечность. До боли знакомые черты, волосы, прикосновение к которым верх наслаждения, высочайшее блаженство, о котором только можно мечтать. Эти синие-синие, словно лепестки полевых цветов глаза, которые не дают уснуть. Этот взгляд, в котором все: и нежность, и искорки смеха, и легкая тень грусти, и пламя бесшабашного веселья. И смотрят они так пронзительно, с усмешкой, с вызовом. Свежий румянец проступает на щеках…

– Но в тот миг эти милые глаза смотрели на меня с удивлением. Казалось, в их бездонной синеве читалось одно слово, одно, короткое, но такое емкое – ты?

– Понятно, это та самая Пелагея, или как там, Даша? Что же получается, если это (с твоих слов) генетическая память, память, передаваемая по наследству, через ДНК, наверное, или еще как-то – твои предки любили похожих женщин?

– Ты так ничего и не понял! Никакая это не память. И никакие это не предки. То был я. Вернее мы. Пойми же, мы созданы друг для друга и любили друг друга во все времена, во все эпохи, вот только быть вместе нам не судилось… Касаемо памяти и прочего, так то идеи Ирины. Мне же совершенно неважно во что она верит, вернее, верила… Лично я поверю во что угодно, лишь бы ее еще раз увидеть!

– Но ведь это всего-навсего плод воображения, фантазия! Да, а что же еще? Разве можно утверждать, что все это тебе не приснилось, или не было навеяно каким-нибудь гипнозом?

– Пусть даже так. Но послушай, допустим, я вижу ее один раз в сто лет. И пусть даже не по-настоящему, но один раз, пусть день, пусть даже час, а то и того меньше. Но в этот день, час, мгновение, я счастлив, по-настоящему счастлив. Ты много знаешь людей, которые могут похвастаться тем, что хоть одно мгновение в своей жизни были по-настоящему счастливы?

– Не буду спорить, да и время для дебатов уже слишком позднее. Что было дальше?

– Дальше? Дальше был целый час счастья, несколько минут безрассудности, ночь страха и утро казни. Последнее утро…