Откровение

Но Томас уже несся по переходам, коридорам, ревел как безумный, сшибал и вышибал, орал, сыпал проклятиями. Олег поспевал еле-еле, хотя и не тащил на себе столько железа, любовь зла, посох в его умелых руках мудреца и отшельника мелькал как крылья ветряной мельницы, расшибая головы, ломая спины и крылья.

Они поворачивали, взбегали по лестницам и сбегали вниз, пока Томас не замедлил бег. Лицо было растерянным, в глазах отчаяние:

— Черт побери этот хехалот! Я запутался в этих залах!

— Надо бы всё спалить, — предложил Олег. Он тяжело дышал, зелёные глаза хищно блестели как у волка в лесу. — Чтоб по второму разу не бегать… Вон какие светильники… В каждом масла по ведру!

Томас повел очами по сторонам, Олег услышал его сдавленный крик. Совсем близко, в соседнем зале горел свет, по прикрытому шторой входу медленно прошел знакомый силуэт. Женщина села, наклонив голову. Одна рука мерно двигалась, Олег почти увидел в собранных в пучок пальцах иголку. Потом она вскинула голову, подняла иголку на уровень глаз, начала тыкать в нее нитку.

— Яра!!! — закричал Томас как тысяча воинов на поле брани. Олег бросился за ним со всех ног, но рыцарь и в железе нёсся как могучий тур, полог отлетел в сторону, Томас на миг исчез, а когда Олег ворвался следом, там в испуге вскочил из-за стола со свертками пергамента седой старик, краснорожий и с косматыми бровями.

— Кто? — вскричал он в испуге. — Кто вы?

— Где Яра? — заорал Томас бешено. Он огляделся дикими глазами. — Где? Тут только один выход!!!

А Олег гаркнул в лицо старика:

— Ты кто?

Старик отшатнулся, но не от страха, а безмерного изумления:

— Меня всяк знает!.. А зовут меня Николаем-угодником…

Он поперхнулся, глаза полезли на лоб, ибо крепкие пальцы Олега ухватили за горло так, что даже Томас услышал скрип старческой кожи.

— Ах, так это ты?

Он бросил угодника на стену, тот ударился затылком, стал сползать на пол, но Олег мигом оказался перед ним, обе руки подхватили как пушинку, снова ударил затылком о каменную стену:

— Мерзавец! Мы все знаём!

Николай вскрикнул тонким заячьим голосом:

— Да, но что делать?.. Всевышний перестал что-либо делать! Он же с сотворения мира пальцем не шевельнул!.. Ну разве что два-три раза… по мелочи… да и то в древности!.. Мир брошен на произвол!.. А белый свет не может быть без хозяина…

Олег рычал как зверь, держа его за горло. Похоже, его самого ошарашило такое быстрое признание их врага. Зелёные глаза как два кинжала впились в красное, теперь багровое от удушья лицо:

— И этот новый хозяин — ты?

— Я не хотел, — вскрикнул Николай-угодник. — Мне самому быть бы только помощником! Но все указали на меня…

— Кто?

— Престолы, силы, серафимы, архангелы, власти… Ну, пусть не все, зато самые… Другие спят на ходу, а эти…

— А эти на ходу подмётки рвут, — рявкнул Олег, он снова ударил святого лбом, на стене пятна крови стали больше, струйки поползли по камням, ненадолго скапливаясь на стыках. — Мерзавцы…

Николай рухнул на пол, кулак калики весил со скалу, кровь брызнула из разбитых губ. Томас выхватил меч, вдруг да заговорщик попытается улизнуть, загородил дорогу. Николай обратил к нему искаженное мукой лицо:

— Я помню тебя, рыцарь! Разве не я подарил тебе лошадку?..

Томас замер, меч сразу потяжелел, лезвие опустилось к полу. Затем Томас отбросил меч и бросился к упавшему с воплем:

— Санта Клаус!

— Томас! — вскрикнул калика предостерегающе.

Он прыгнул на врага, озверелый, в глазах была безумная ярость, и Томас, в считанные мгновения поняв, что любимый Санта Клаус сейчас погибнет, качнулся навстречу, они сшиблись, помещение вздрогнуло, прокатился гул. Два тяжёлых тела рухнули как горы, круша и ломая всё, что попадалось под их могучие тела.

Калика пытался вырваться, Томас удерживал изо всех сил, а когда калика с яростью ударил Томаса кулаком в лицо, тот все равно держал, хотя в голове зазвенели колокола, а солёная кровь брызнула из разбитых губ.

— Не…дам…

— Дурак, отпусти!

— Ни…за… что…

Олег занёс кулак для второго удара, сокрушительного, но сбоку мелькнуло, захлопали крылья, их обдало порывом ветра. Олег в бессильной злости опустил кулак:

— Пусти, меднолобый… Эта сволочь уже удрала.

Руки Томаса разжались, но рыцарь не поднялся, лежа вытирал кровь из разбитого лица. В глазах его была ненависть.

— Мерзавец… — процедил он. — Язычник! Вот зачем пробрался в самое святое для истинного христианина. Но тут ты ошибся! Я тебе помешал, а теперь он вернётся со всем своим воинством.

Калика дышал тяжело, морщился, прижимал ладонь к левому боку. Между пальцами струилась кровь, алыми каплями падала на белые мраморные плиты.

— Да, — сказал он хрипло, — эта сволочь сейчас вернётся. Чем это он меня? Или это ты? Томас, он враг…

— Ты — враг!

— Нет, Томас.

— Врёшь! Почему говоришь это только сейчас?

— Я сам только сейчас понял. Томас, надо уходить.

Томас с трудом перевернулся, поднялся на колени:

— Нет, ты не уйдешь. Я тебя задержу.

Олег прокричал разбитым ртом:

— Ты еще не понял?.. Это и есть враг…

— Нет! — крикнул Томас так, что вздрогнули стены. — Ты его ненавидишь, как всё, что создано во славу Господа… Ненавидишь больше всех!