— Грамматика здесь на месте,— сказал Борис Петрович.— А вот с другими дисциплинами неувязка получается... Безапелляционный вызов юристам прежде всего! Они трудились в поте лица, чтобы квалифицировать преступление согласно закону, а два каких-то чудака требуют перечеркнуть всю их работу! Серьезную работу, а не суетливые домыслы!
— Почему же два? — обиделся Гарька. — Подпишешься — будет три!
— Нет уж, извините, ребята, — зашелестел тетрадкой Борис Петрович, — у меня не все потеряно, чтобы помочь Игорю по-настоящему! — Он повернул голову к стене и спросил: — А ты, Виктор Самсонович, собираешься подпись ставить под такой бумагой?
— Я — как все,— донесся из-за стены гулкий голос соседа. — Жду, что Матвей Андреич предложит!
— А он с бухты барахты действовать не собирается, — заметил Борис Петрович. — И у вас в школе, кажется, нет дураков, для которых закон не писан...
Женя покосился на Лилию Ивановну — заварник в ее руке клюнул носком. Хозяйка спохватилась и затянула умоляющим голосом:
— Гарий Иосифович, присаживайся, чаю выпей, потом поговорим об этом...
Гарька решительно выпрямился.
— Говорить уже некогда, чаи распивать тем паче, пойду выполнять до конца свой дурацкий долг!
Он по-молодецки развернулся и ткнул дверь так, что она отлетела с жалобным скрипком. Гарька нырнул в налетевший густой вал, Женя устремился за ним.
— Вот так и расплачиваются за компромиссы, — заклокотал в темноте Гарькин голос. — Нет, все! Больше я на вашего брата не надеюсь! Чуть не удержал принципа — и покатилось дело под гору! Так лучше скатиться самому, а принцип пусть останется на высоте и кое-кому житья не дает!
— Что мы с тобой вдвоем? — спросил Женя, двигаясь по белесому следу Гарькиных выдохов. — Две пешки?
— Я не пешка,— огрызнулся Гарька.
— Ну чего ты хорохоришься? — повысил голос и Женя. — Что ты сделаешь в одиночку, без поддержки сверху?
— Я без тебя не сидел сложа руки, — ответил Гарька, — и кое-кого сдвинул с места...
— Знаешь, Гарь, — взмолился Женя, — давай все оставим, как есть! По-моему, так будет лучше для Игоря. Чистосердечные признания, душу вывернул, раскаялся — за такое разбойников миловали! К тому же управление еще скажет свое слово!
— Уже сказало, — замер на полшаге Гарька, — так, что вы припухли, боитесь пошевелиться без команды!
Женя наткнулся на Гарькин козырек носом, отпрянул и стал лепетать насчет того, что врачи тоже скрывают правду о больном, и это делается для пользы человека.
— И для болезни тоже польза в этом есть! — ощерил Гарька свои резцы. — Эх ты, нахаловец!
Он врезал каблук в снежный нарост тротуара и зашагал бодрой походкой, будто не сомневался в окончательной удаче. Женя затрусил вслед за Гарькой, будто мальчонка за старшим самоуверенным братом.
— Нет, я не вижу надежды, Гарька, — бормотал Женя, — ни черта не вижу, что можно такими предположениями да подписями поднять волну!
— Вон надежда, — остановился вдруг Гарька и показал на домик Шмелей. — Мы с ней поднимем такую волну, что некоторым потом придется самим обращаться за спасательными кругами!
Женя увидел на ледяном узоре окна профиль женщины в островерхой шапке. По этой соболиной шапке Люсю можно было различить издалека. И теперь не стоило гадать — это была Люся Слоникова!
— Я ей сейчас подскажу, как надо действовать, чтобы завесу порвать! — заговорил Гарька. — Чтобы вскрыть всю подноготную! Чтобы суд дорасследовал то, чего не сделал следователь!
— Гарька! — Женя схватил его за грудки и с силой подтянул к себе. — Ты понимаешь, что делаешь?! Столько может рухнуть! И все на Игоря! На его мать!
— Ты не хочешь грозы? — спросил Гарька.
— Не надо ее сейчас! — стал заклинать его Женя. — Лучше будет без всякого шума. Шум, он нам не на пользу, ты же сам знаешь!
— Я знаю, молчать нельзя! — скрипнул зубами Гарька. — Можешь ударить меня, но молчать я не буду!
Женя разжал пальцы.
— Нет, Гарик, наоборот, умоляю тебя! — забормотал он. — Ты подведешь Игоря под удар! Растравишь суд и наделаешь дел! На коленях прошу тебя, будь благоразумен!
— Это ты возвращайся к своим благоразумным друзьям, — ответил Гарька, повернулся и зашагал к Митькиному домику.
Женя смотрел ему вслед так, что другой бы обернулся. Но этот фанатик шагал себе и шагал.
Женя развернулся, срубая подошвами наросты с тротуара, и зашагал дальше. Он пытался идти, как Гарька, уверенной походкой, но тень на дороге горбилась и раскачивалась, как у пьяного. А состояние было — забейся подальше в тайгу и не показывайся людям на глаза.
Кому теперь что докажешь? Те оттолкнули его к Гарьке, а этот отбросил назад.
И в результате Женька Солонцов оказался между разных убеждений, не имея твердого своего. Только страстное желание помочь Игорю и его матери было у него.