Открытие

Женя шагнул ему навстречу и протянул руку.

— Жека! — схватился за него Гарька. — Слышал, геолух?!

Женя кивнул, прикусывая губу.

— Я хотел к Игорю перейти, — сказал Гарька, — да подступ долгий делал... А надо было брать быка за рога!

— Самим-то не поздно! — Женя столкнул Гарьку с площадки, потащил вниз по лестнице и объяснил на ходу: — Только я был уверен, что Куликов использует сегодняшний момент.

— Эх, надо было мне овладеть инициативой! — зашелся Гарька.

— Да, на бога надейся, а сам не плошай, — поддакнул Женя.

На вешалке одиноко маячило Гарькино пальтецо, да Женин полушубок чернел на подоконнике. Они оделись, не прерывая разговора.

— Слава богу, что ты хоть на шаг отступил, — Гарька раскрутил тетрадку и протянул ее Жене. — Подпишешь это!

Женя развернул тетрадь и на первой странице прочитал сочинение, написанное колючим почерком.

«Мы, нижеподписавшиеся, просим освободить Игоря Петровича Бандуреева! Преступление, совершенное им, тяжко — он убил отца. Однако не только отца, но и правонарушителя. Ибо деяния, творимые Бандуреевым Петром Васильевичем в своей семье, а также во вверенном ему доме инвалидов, есть преступления против человечности.

Мы считаем, что Игорь Петрович Бандуреев проявил должную непримиримость к горлохвату, пользовавшемуся своим положением при попустительстве товарищей, которые рекомендовали Петра Васильевича на должность директора дома инвалидов.

Один вид пьяного отца мог переполнить чашу терпения сына и вызвать состояние сильного душевного волнения и даже аффект.

Мы считаем, что суд выразит высшую справедливость, вернув несчастной матери сына, а самому Игорю Бандурееву свободу, которую он, несомненно, оправдает талантливым, творческим и упорным трудом на благо родного края!»

Ниже шла одинокая подпись Гарьки, похожая на ежа.

— Пожалуй, можно и самим начать, сказал Женя, встряхнул авторучку и аккуратно расписался рядом с Гарькой. — Предложат в управлении что-нибудь еще, это приложится.

— А твои друзья подпишутся? — спросил Гарька, закручивая снова тетрадку. — Если пойти сейчас?

— Попытка — не пытка, — уклонился Женя.

Он распахнул перед Гарькой дверь, скрывая лицо от глаз литератора. Женя знал, что на его лице проступает любое волнение, хоть ты намертво стисни зубы. А не волноваться сейчас он не мог — не был уверен, что Слон и Борис Петрович поддержат их.

И Женя поспешил вырваться из управления на мороз. «Эту гору нам не обойти по горизонтали, ребята, — мысленно обратился к своим однокашникам Женя, — тут или подъем — или вниз!..»

— Это, конечно, компромисс, — засипел Гарька, — но докапываться до истины нет ни времени, ни возможностей... А вообще-то я не оставлю так это дело... Ишь ты, первооткрыватель объявился! Угодных к рукам прибрал, неугодных размел, с сильными подружился... и — кум королю!..

Женя не дал разойтись Гарьке на этот раз. Ускорил шаг, а с быстротой появился риск наглотаться воздуха с ледяными колючками. И Гарька поумолк. И заговорил вновь, когда уж вошел в Женину квартиру.

А у Жени сидел Борис Петрович, и Гарьке пришлось смолкнуть под испытующим взглядом Жениного соседа. Хозяин и сам умолк, хлопая заиндевелыми ресницами. Этого он никак не ожидал, чтобы Лилия Ивановна разговорилась без него с соседом! А Борис Петрович уже освоился в роли друга дома, словно давным-давно был на короткой ноге с Лилией Ивановной.

— Грейтесь, — предложил Борис Петрович, но сам духовку не освободил.

Он раскинулся, не раздеваясь, на единственном стуле у печки, вытянув ноги в щегольских ботинках, где по зеленому нерпичьему меху вместо шнурков струились стальные ручейки. Борис Петрович попивал горячий чай из большой фарфоровой чашки, но лицо его хранило синюшный, под цвет фарфора, оттенок. Лилия Ивановна хлопотала у плиты. Увидев Женю и Гарьку, она вспыхнула.

Женя понял, что Борис Петрович рассказал о собрании, а Лилия Ивановна ему — о выходке Гарьки в школе. И Борис Петрович с особенным интересом рассматривал Гарьку, будто перед ним стоял оживший мастодонт.

— Грейтесь, — повторил Борис Петрович шутливо-надменным голосом, — здесь люди добрые живут...

— На это и рассчитываем, — спокойно отозвался Гарька и сразу принялся раскручивать свою тетрадку. — Придумал я, Борис Петрович, одну штуку, чтобы помочь Игорю... В пользу защиты собрать подписи под таким вот воззванием. Не удалось мне, правда, на собрании вашем объявить, да, думаю, дело поправимое.

Борис Петрович взял тетрадку, расправил ее и крикнул в стену:

— Слон, слушай, что придумал Гарий Иосифович, а Женька подписался!

— Угу, — отозвался из-за стены сосед.

И Борис Петрович стал громко читать Гарькино сочинение, явно желая, чтобы его услышала вся Горная улица.

Гарька протянул ему авторучку и натолкнулся на две льдинки — глаза.

— Я подписать такое не могу, — отчеканил Борис Петрович. — Моя фамилия — не расхожий набор букв. Если я подпишусь в вашей бумажке, мне места не будет в серьезном документе, за Игореву судьбу!

— Плохо сформулировано? — спросил Гарька.