— Невесть откуда! — процедил отец. — Я тебе покажу невесть, симулянтка! Ты у меня попляшешь, если потеряла план или передала не тому!
Игорь незряче нащупал завалинку. «Вот ты чем занимаешься? — закипели в груди слова. — Вымогаешь? Насильничаешь? Другого не знаешь языка?! Да я тебя больше отцом не хочу считать, негодяй!..»
Но в этот момент скрипнула дверь, и в комнатку Фени вскользнул Ваня. Отец отпрянул от женщины, а Ваня пошел на него, подтопывая и размахивая руками.
— Хыватит, начальник! — закричал Ваня тонким голосом. — Не подчиняется Феня больше тебе! Она мне жена! Легистрировались мы! Вот! — Ваня выхватил из-за пазухи листок и взмахнул им перед отцом. — Забираю Феню я! Хыватит, Петр Васильевич!
Отец оторопело взглянул на листок гербовой бумаги и пробормотал:
— Я вам зарегистрируюсь, сообщники!
— Не сообщники, честные люди мы! — закричал Ваня.— А на тебя жалобу писать будем!..
Отец жевнул невидимый предмет, погрозил портфелем и выскочил из комнаты.
«А я с ним сегодня еще сам поговорю, — поклялся молча Игорь. — Наконец-то поговорю с ним по всему счету!»
Но прежде всего надо было повидаться с Любой. Игорь пошел на слепящий огонек лукинского дома.
Удары сердца отдавались в пальце, которым Игорь нажимал кнопку звонка. Трель внутри дома была прерывистая, с захлебом.
Игорь не сомневался, что на пороге появится Люба. Лукина не должно быть дома: теперь он как раз рыскал по тайге, прогуливая свой отпуск.
Дверь отворилась, и в проеме блеснул халат Лукина, потом выдвинулось широкое лицо судьи с круглыми всевидящими глазами.
Их взгляды столкнулись. Но отступать было некуда. Да и приехал он не для этого.
— Добрый день, — пробормотал Игорь. — Я хотел бы видеть Любу.
— Проходите Игорь. — Лукин шире распахнул дверь. — Вы первый, кто ко мне постучался... Утром только вернулся я и дочери не видел еще...
Голос Дмитрия Гуровича стал глуше, ежик волос побелел, будто стерня под осенним морозом, морщины на лице сильно разветвились, но глаза глядели еще уверенней из-под отяжелевших бровей.
Сопровождаемый взглядом судьи, Игорь прошел веранду и замер на пороге прихожей: дом был полностью затемнен. Но тут Лукин нажал сзади кнопку выключателя, и в комнате зажглась люстра. Игорь прошел, огляделся. Все здесь было, как в далекие дни детства. Кожаный диван разве сильнее потерся. Да пузырьков появилось больше на той массивной тумбочке с телефоном. А на столе куча пленок и фотографий, съежившихся после сушки. «С каких это пор Лукин занялся фотографией?» — подумал Игорь, приглядываясь к этому вороху на столе.
— Пришлось вот в тайге пофотографировать... — объяснил Лукин, перехватив взгляд Игоря.
— Что-нибудь интересное? — спросил Игорь любезно.
— Очень интересное. — Лукин сверкнул глазами, как филин в ночи. — Могила Василия Чурсеева на острове Шамане.
— Могила Василия?..
Дальше Игорь не смог говорить, сколько ни силился. Язык припекся к гортани. Он хотел броситься к столу, чтобы разглядеть доказательства, но в ногах отнялись все мускулы. Где-то он слышал, как при расстрелах жертве перерезали сухожилия на ногах, чтобы не поднялся из рва. У него было ощущение, что ему сначала перерезали сухожилия и сейчас влепят пулю.
И он ощутил прикосновение пальцев Лукина. Пять пальцев как пять пуль. Лукин взял его за локоть и, прихрамывая, подвел к столу.
— Вот общий вид Шамана, — заговорил он, расправляя перед Игорем скрюченную фотографию.
Игорь узнал башни острова, заваленные у подножий буреломом.
— А это ручей, который вынес из подземного грота шапку Василия, — подал Лукин Игорю вторую фотокарточку.
Среди глыб и валежин, покрытых мхом, струился тот самый горный поток, что впадал в бухточку. С мелкими перекатами да уловцами, в которых стоят по два-три хариуса, с сахаристыми обломками кварца на дне...
— А вот откуда он вытекает, — Лукин протянул третью фотографию.
На ней были засняты две скалы: одна привалившаяся к другой. Ручей вытекал из темной расселины в основании между этими скалами. Густой чепурыжник, пихтач и ельник скрывали самый исток ручья.
Лукин подал следующую скрутку. Игорь механически расправил ее и увидел вход в пещеру крупным планом. Его легко можно было принять за обыкновенную расселину, присыпанную глыбами.
— Лаз был опасный, — объяснил Лукин, подавая новый снимок. — И впопыхах Василий обрушил за собой кровлю... Пришлось расчищать мне аммонитом... Три палочки аммонита отделяли его от света...
Игорь взглянул на следующее фото и отшатнулся. Среди белых сталагмитов, привалившись к стенке грота, сидел на корточках человек. Он был без шапки, волосы его превратились в сосульки, ледяная корка покрывала лицо.
— Узнаете? — спросил Лукин, подавая фотографию, где лицо было снято крупным планом.
Это было лицо Васьки Гиблое Дело, полураскрытый, будто в удивлении, щербатый рот, мертвые глаза.
— Его загнали в могилу, — продолжал объяснять Лукин, — да не в простую, а золотую!
— Золотую? — вскрикнул Игорь.