Открытость сердца. Встреча: «сквозь себя» к Богу и человеку

Ф. Г.: – Через несколько дней у нас было приходское собрание, и я спрашиваю: «Ну как – это было серьезно?» – «Да, серьезно». Тогда я еще сказала: «Но как быть с мамой?» Потому что мама моя жила в Голландии, одна, почти слепая, и с трудом ходила. «А что с мамой?» – спрашивает владыка. Я говорю: «У нее депрессия, и я для нее единственная радость в жизни». Он говорит: «Ну, подумаем, помолимся». И потом повторяет: «Да, да, я серьезно». А потом еще через месяц он говорит: «Нет, не переезжай, потому что мне так стало жалко твою маму». Я говорю: «Ничего себе! Я только что сказала в институте студентам, что в следующем году меня уже не будет». Я там преподавала акупунктуру. Он посмотрел на меня своими карими глазами и спросил: «А ты можешь обратно вернуться в институт?» Я сказала, что могу. Он: «Ну иди тогда обратно». Вот так…

Не помню, сколько времени после этого прошло, я уже побывала в России, потом работала в клинике. И вот сижу с моим пациентом, ни о чем не думаю, и вдруг в голове вспыхнула мысль – удивительно, так никогда не было: «Надо попросить благословения у мамы». Я думаю: это же не наш язык! Мама не была православной, у нее взять благословение – это не наш язык. Через некоторое время я приехала из Лондона в Голландию. Мы сидим с мамой в саду, и я думаю: сначала помолюсь, пока не буду об этом говорить. И вдруг слышу свой собственный голос: «Мама, что ты думаешь, если я перееду в Россию?» И моя мама, – которой было довольно страшно одной, потому что она была почти слепая, ходила с трудом и жила одна в своем домике, – говорит: «Переезжай! Если это так тебе нужно, переезжай, потому что ты уже не молода». И в этот момент я видела вокруг нее такой свет! И пронеслась мысль: «Ты можешь сейчас умереть – потому что ты отдала самое драгоценное, единственное для тебя важное в жизни, отдала в Россию». Притом, что она ничего не знала про Россию. И потом моя сестра спросила: «Ну что?» – «Я, может быть, перееду в Россию». Она посмотрела на меня как на какую-то чудачку. Я приехала обратно самолетом в Англию, оставила владыке записку, что мама дала согласие, и потом он благословил меня, сказал: «Ну, в добрый час».

И за два дня до переезда в Россию мама умерла от инфаркта. Когда владыка об этом узнал – это было на приходском собрании… Я думала, что он знал, потому что отец Иоанн знал, и я думала, что он передал владыке – а он не передавал. И отец Иоанн сказал на приходском собрании: «Давайте помолимся за маму Фредерики, она умерла». И я посмотрела на владыку – никогда не видела в жизни, чтобы он прямо позеленел! Я думаю, он сильно молился за нее… Не знаю, но такой реакции я никогда не видела у него.

К. М.: – А реакция была именно такой потому, что он был очень расстроен, или потому, что не ожидал этого? Или он, может быть, чувствовал, что это по его молитвам так ее забрал Господь?

Ф. Г.: – Думаю, что да, по его молитвам. Мне так показалось. Это было необычно для него – так реагировать.

Не помню, сколько времени прошло. Я жила тогда уже в России, приезжала в Англию, потому что каждые шесть месяцев надо было пересекать границу. И я, к счастью, еще могла бывать на службе в приходе. И владыка неожиданно подходит ко мне и говорит: «Я каждый вечер молюсь за твою маму, я с ней разговариваю и прошу, чтобы она тебя охраняла. Почему я это делаю, не знаю, но она – до того жива!..» И ушел. Это было для него очень необычно, он никогда не говорил о том, что он знает о том мире. Он общался с душами всех, кто уже перешел в иной мир, – но так об этом открыто говорить было для него очень нетипично. И он явно стеснялся, потому что тут же ушел, чтобы не было вопросов. Для меня это было большим утешением, потому что я думала, что наверняка она умерла из-за меня и моего переезда в Россию. А с другой стороны, я сейчас понимаю, что это было по воле Божией! Потому что я наивно думала, что могла бы прилетать к ней каждые пару месяцев. Ничего подобного – здесь меня только раз в год отпускали, потому что я тогда в России училась психологии и в течение учебного года нельзя было уезжать!

К. М.: – Вы произнесли фразу: «Может быть, мама умерла из-за меня»… Понятно, в каком контексте вы ее произносите, но все-таки это страшные слова. Думаю, что человеку, который так о себе может сказать, очень легко скатиться в чувство вины, которое просто может свести с ума. Вы, видимо, не так это переживаете?

Ф. Г.: – Я – нет. Во-первых, потому, что я уверена, что владыка молился за нее, верю тому, что он сказал, что ей хорошо, что она «до того жива». Мне это большое утешение, иначе, может быть, я чувствовала бы себя иначе…

К. М.: – «Она жива» – в смысле он ее присутствие переживает так, как будто она жива? Вы это имеете в виду?