Открытость сердца. Встреча: «сквозь себя» к Богу и человеку

Ф. Г.: – Совсем другой! Он всегда настаивал, чтобы человек думал сам. Он даже не хотел быть духовником. Он говорил: «Я человек, который прошел какой-то путь, до какой-то точки, и я могу помочь дойти только до того пункта, где я сам нахожусь». Он всячески старался не быть идолом для людей. Это было трудно, потому что он был очень харизматичным человеком. Советов он мне почти не давал. На исповеди всегда так радовался, когда я рассказывала о чем-то плохом в себе, говорил: «Радуйся, потому что ты это в себе видишь – и от этого в мире будет меньше космического зла». Он всегда вдохновлял людей на то, чтобы видеть самое светлое в себе – то есть начинать со светлого, того, что уже в гармонии со Христом, и не копаться в том, что в тебе «не то». Не «нырять в мусорный бак», а начинать со света, чтобы с вдохновением работать над тем, что еще не принадлежит Царству Божьему. Советов не давал, потому что призывал думать самому, через молчание и молитву к Христу самому жить и узнавать, как поступать, то есть духовно расти и не оставаться навсегда детьми. Может быть, другим он и давал советы, но мне – никогда. Даже когда я решила учиться акупунктуре, он долго не хотел говорить «да» или «нет». И только как-то «через не хочу» все-таки благословил. Но очень интересно, что единственный раз, когда он на чем-то настаивал, был уже перед моим переездом в Россию, – у нас была конференция, и он подходил ко мне три раза и просил: «Поговори с отцом Христофором». «Ты будешь говорить с ним?» Отец Христофор служит уже более двадцати лет в Первом Московском хосписе. Через полчаса: «Ты уже с ним говорила?» – «Нет еще». Три раза! Это для него было очень нетипично. И в первые довольно трудные годы в России единственное, что было стабильно, – это именно работа в хосписе. Потом из-за нее все началось. Ведь я не собиралась лекции читать, я не собиралась книги писать – вообще ничего не хотела! Я хотела только быть с больными, тихо там работать и их лечить.

И еще, помню, я недавно переехала в Лондон, и он меня попросил: «Ты за меня прочитай лекцию!» Я говорю: «Нет, владыка, не могу, пусть Ирина прочитает». Ирина была его помощницей. Он был так разочарован! Он так посмотрел на меня! И больше никогда не просил.

К. М.: – Вы сказали одну вещь, которая меня очень зацепила: вам просто хотелось быть с больными и тихо работать. В вашей книге «Открытость сердца» три части: «Встреча с собой», «Встреча с Богом» и «Встреча с человеком». Насколько это желание просто быть с больными, тихо работать и их лечить, уединиться в этой работе связано со встречей с собой, с поиском себя? Вы там себя искали и нашли?

Ф. Г.: – Я ничего не искала! Я в жизни почему-то ничего не искала. Правда, я искала Христа, и до сих пор ищу, чтобы быть глубже с Ним. Но я заметила, что когда ты с больными и не с собой, то мало можешь давать и очень быстро устаешь. Я бы не смогла двадцать лет работать с умирающими людьми и с их родственниками, если бы не была в какой-то степени со Христом. Я, конечно, не говорю, что все время пребываю с Ним глубоко, – но как-то стремлюсь быть с Ним. И поэтому я знаю, что без отношений с Ним невозможно ничего, и все больше и больше понимаю, что я действительно никто. Это не просто слова. Действует именно Он. Бывает, что я так устаю (по-настоящему устаю, а не в силу лени), что говорю: «Ты действуй во мне и будь с человеком, который нуждается больше всего в Тебе». Это молитва, которой я молюсь до начала работы, – я прошу, чтобы Он показал, привел меня к тому, кто в чем-то нуждается. Когда человек серьезно страдает, волей-неволей ты будешь со Христом, то есть забудешь о себе. Потому что я могу смотреть, могу стараться лечить, но только со Христом я могу как-то узнать, что надо сейчас делать для больного и для его родственников. Господь дает найти легкий контакт с большинством людей. Может быть, не со всеми, но большинство людей как-то очень легко отзывается, раскрывается. Но это Он делает, конечно, а не я. Суть, мне кажется, в стремлении все глубже раскрыться Христу, чтобы Он мог Сам действовать.

К. М.: – Мне кажется, тут есть парадокс. Для человека, который не относит себя к Церкви, для скептика или просто человека, не знакомого с миром религиозной веры, – то, что вы говорите, парадоксально. Вы сказали: «Я никто, действует Христос». Получается, что человек себя умаляет – и одновременно себя обретает. Как это работает? Как вы это объясняете? Почему, чтобы найти себя в подлинной глубине, нужно себя немножечко умалять?

Ф. Г.: – Я никто – в том смысле, что мне дано, это не я, не моя заслуга. Это очень явно и ясно ощущается. Все, что во мне есть, дано Богом, и владыкой, и жизнью. Когда я говорю, что я никто, это не значит, что я мышь, как владыка говорил. Я действительно знаю, что Христос во мне, я христианка, Он во мне, и в этом смысле я личность во Христе и с Ним – но это не моя заслуга. Это не ложное смирение, как бывает очень часто: это просто осознание себя перед Богом и перед Божией Матерью.